Прикрывая мокрое тело полотенцем, начинает звенящим тоном меня отчитывать.

– Что, по-твоему, ты делаешь, а? Разве непонятно, что здесь занято?

– Мне нужно в туалет, – отражаю довольно-таки сдержанно.

В этот момент яростно сокрушаюсь несовершенству чертового мужского организма. Тупой отросток у меня между ног игнорирует критическую потребность к опорожнению мочевого пузыря и начинает подрываться на поебать. Стоило только увидеть Богданову.

«Уймись, блядь…» – рычу я мысленно.

Под Сонины шокированные взгляды направляюсь прямиком к унитазу, оттягиваю резинку штанов и выпускаю на волю тяжелый член.

Прицелившись, пытаюсь расслабить мочеиспускательный канал.

«Зачем нам эта пустая трата времени? Спроси лучше, что твоя зазноба думает про золотой дождь!» – подбивает эта неадекватная тварь.

«Нет… Нет, блядь… Только не вставай… Сука, не вставай!» – приказываю испорченной скотине.

И, наконец, с облегченным вздохом начинаю медленно сливать жидкость.

– Ты, блин, нормальный?.. – задыхается где-то на периферии Соня. – Георгиев? У тебя, черт возьми, напрочь кукуха уплыла?

– Закрой рот, Сонь… – почти стону я, изо всех сил убеждая себя в ее отсутствии.

– Нет-нет-нет… Не делай этого при мне!

– Я уже делаю… – шиплю очевидное. – Просто, блядь, не мешай...

– Георгиев!

– Сука, Сонь… Серьезно… – каждое чертово слово с трудом дается. – Если не хочешь, чтобы я обоссал всю ванную, заткнись…

– Я отказываюсь на это смотреть!

– Так не смотри! – гаркаю, на мгновение обрывая струю.

В ответ раздается чрезвычайно громкий удар закрываемой в гневе двери. Я выдыхаю и, наконец, заканчиваю процесс.

Еще минут десять провожу в ванной, чтобы принять душ. Хотя дело по сути бесполезное: на озверевший член даже ледяная вода слабо действует. Чувствую себя реально психически больным.

Я не знаю, чего от нее ждать сейчас. Готов, вероятно, ко всему. И все же теряюсь, когда вхожу в спальню и обнаруживаю ее в том самом красном кружевном комплекте. Вроде не совсем безмозглый неандерталец, а реагирую сразу. Закладывая руки в карманы свободных треников, сжимаю их там в кулаки, чтобы натянуть ткань, но член все равно первенство берет. Выступает, блядь, как гора. Соня прослеживает взглядом и, распахивая губы, шумно втягивает воздух.

По моему напряженному и раскаленному телу дико колючая дрожь проносится. Мышцы живота каменеют. Дыхание стопорится. Сердце высокими ударными нотами срывается.

– Ты покормил Габриэля.

Это не вопрос. Констатация факта.

А мне отчего-то так зашкварно стыдно становится, что ничего разумного в голову не приплывает.

– Он волочился за мной, – привираю механическим голосом. – Я решил, что голодный.

– Да… Спасибо, – благодарит неожиданно, пока я заторможенно моргаю. – Откроешь вино, Саш?

То ли реально крайне тихо шелестит, то ли я из-за своего барахлящего организма воспринимаю с трудом.

– Куда еще вино, Сонь? Лишнее, – хриплю авторитетно.

В последнее время в принципе стараюсь не бухать. Стремно разбудить то, что спит в глубинах нутра. И без того эмоций до хренища.

– Меня трясет, – сообщает Богданова прямо. – Хочу согреться и расслабиться.

– Эффект может быть обратным.

В ее глазах вспыхивает сомнение. Вспыхивает и гаснет.

– Проверим… Раньше хорошо работало…

Знаю, что вспоминает. Наш первый раз, когда намеренно опоил ее шампанским и ликером, чтобы поплыла и отпустила все свои страхи.

Прочистив горло, без слов иду к письменному столу. Так же молча срываю этикетки, закручиваю штопор, выдергиваю пробку и разливаю вино по бокалам.

Соня стесняется. Вижу, как нестерпимо ей хочется прикрыться. Она и раньше порывалась так делать, когда раздевал. Но сейчас ее волнение чувствуется особенно сильно.

Прикладывается к вину, едва я вручаю ей бокал. Громко сглатывая, застывает на моем лице каким-то чересчур назойливым взглядом. Я и рад тем ярким эмоциям, которые она выплескивает, но вместе с тем принимать их невыносимо тяжело.

– Ты не устал от этой войны?

Залпом осушаю свой бокал. Отставив тару, нервно прохожусь по губам языком. Жестко стискиваю челюсти. Вытаскиваю из кармана сигареты и зажигалку. Упершись задницей в стол, якобы спокойно подкуриваю. Задерживаю никотин в легких. И лишь после планомерного выдоха смотрю Соне в глаза.

В голове резко шумно становится.

– Я устал только без тебя, – заявляю без каких-либо нежностей. Скорее грубо звучу. Просто за грудиной уже подрывает дрожь. Трясет, я на автомате пытаюсь с этим справиться. – Это изматывает. Остальное… – пока думаю, снова затягиваюсь. Скашивая губы, выпускаю плотную струю дыма. Но взгляда с Сони не срываю. – Остальное как-то ровно идет.

Она роняет ресницы и после рваного вздоха делает новый осторожный глоток вина.

– Ты писал, происходит что-то удивительное, – тарабанит быстро, а это самый явный признак того, что волнение, несмотря на алкоголь, растет. – Расскажешь?

В следующую секунду стреляет глазами так, что, блядь, разит буквально насмерть.

– Не сейчас, когда ты в этом белье.

Вильнув взглядом вниз, проношусь по нежному разврату как сумасшедшее торнадо.

– Скучал?

– Скучала?

Эти вопросы выпаливаем одновременно и как будто на одной эмоциональной волне, перекрывая сердечный грохот и отсекая все лишнее.

Соня не отвечает, но шагает ближе. Я тут же обнимаю свободной рукой и притягиваю ее к себе между ног. Повертевшись, Солнышко устраивается спиной ко мне. Мой охуевший член тотчас принимается одурело вибрировать, как какой-то, блядь, заклинивший китайский фаллоимитатор.

Прикрываю веки и незаметно перевожу дыхание. Ладонь легко, с ощутимой дрожью, скользит по ее животу и останавливается на кромке трусов.

– Не принимай близко к сердцу, хорошо? – выдыхает Соня, вновь снимая свое оружие с предохранителя. – Эта ночь разового безумия. Что-то происходит… Затмение, полнолуние… Я не знаю…

Ее потерянность и очевидное опьянение неожиданно веселит.

– Ретроградный Меркурий, блядь, – усмехаюсь я.

И наклоняюсь, чтобы поцеловать в плечо. Несмотря на разлившуюся в теле истому, оторваться уже не могу. Медленно, но курсирую к шее. Влажно и пошло всасываю кожу сантиметр за сантиметром. Прижимаю при этом все крепче.

– Скучал, конечно. Не врал же. Писал. Говорил, – голос понижается и из-за эмоциональной насыщенности становится нестабильно густым.

– Просто увидеть хотел? – шепчет Соня задушено. – Или из-за секса?

– Увидеть, услышать, вдохнуть, вкусить… – перечисляю так же неспешно. – Смотрю на тебя, меня сразу вштыривает. Я счастлив. Только в этот момент счастлив. Счастлив так сильно, будто мне в кровь ширнули убойную дозу дофамина. Потом голос, запах – меня на фейерверки фигачит. Когда же целуемся и прочее, я в фантастическом любовном угаре, малыш.

Соня даже вздыхает судорожно. Чувствую, как