Осознавая неизбежность всех катастрофических последствий, я тупо игнорирую эту войну. Не накладываю никаких ограничений, просто потому что ресурса на питание сдерживаемых сил у меня не хватает. Проживаю все, что вырабатывает эта борьба.

Во рту скапливается слюна. И я вместо того, чтобы сглотнуть ее, сплевываю Соне на анус. Она сдавленно пищит и дергается. Перехватываю ее одной рукой поперек тела, чтобы зафиксировать. А большим пальцем второй – размазываю слюну, массирую сжавшийся в панике сфинктер и проникаю внутрь нее на всю длину первой фаланги.

– Что… Ты… Саша…

– Кхм-м… Вытащу, когда признаешь, что до сих пор любишь меня, – рождается у меня на пределе эмоций.

Сам, мать вашу, не ведаю, что творю!

Просто охреневаю.

И понимаю, что неправ, но слово, как говорится, не воробей.

Благо моя Богданова снова только пищит. В этот раз реально, как мышь. Разогретая и взмокшая с головы до ног.

– Мне пиздец как нравятся все твои норки, Соня.

– Мм-м-м-м… – мычит она, а меня дрожь как ток бьет.

С трудом вдыхаю. Слегка загибаю палец, чтобы растянуть ее анус вверх. С болезненным шипением подаюсь членом назад, резко толкаюсь обратно в ее киску и начинаю, наконец, одичало трахать свою порно-Соню. Правда, буквально через пару выпадов притормаживаю, потому как она так громко стонет, что мне приходится прислушаться к реакциям внутри нее, чтобы убедиться в исключительности того удовольствия, которое бомбит тело Солнышка.

– Тебе же не больно? – тяжело сиплю ей на ухо.

Пот льется с меня потоками. Я бы мог сказать, что сходит, как вода с ледника, если бы внутри той скалы, которой является мой организм, не бурлила вулканическая лава.

– Продолжай… – все, что требует Соня, стискивая меня всеми мышцами – с двух своих входов.

Я совершаю глубокий вдох. Задерживаю весь этот кислород в груди в надежде на томительную переработку. Сцепляю зубы. И заряжаю в Сонино тело серию монотонных, но безумных по своей мощности толчков. Пока она не зажимает мой охваченный огнем член и не начинает с криками и с судорогами адски по нему пульсировать, буквально вынуждая меня сорваться на свой последний выпад и с каким-то первобытным кличем выплеснуть в нее не просто сперму, а, мать вашу, всю свою душу.

21

Рассказывай, Саш… Все рассказывай!

© Соня Богданова

По времени эта ночь выдается какой-то бракованной. Нереально быстро уплывает. Только крадется рассвет, а я уже проклинаю весь день. Ведь сегодня мой Георгиев снова уедет.

Вроде как не питала иллюзий, заставляла себя помнить про краткосрочность нашего единения, и все равно… К сердцу будто гири привязали. Тянут ко дну, вызывая сумасшедшую боль, стоит лишь пропустить одну-единственную мысль, что скоро все закончится.

Зачем он только опять явился? В который раз душу разбередил. Не успокоить теперь.

– Что делаешь? – хрипит Георгиев, незаметно подбираясь со спины.

Не слышала, когда он покинул ванную и вошел в кухню.

– Просто смотрю в окно…

Позволяю себе крошечный тягостный вздох, когда он обнимает несколько странным образом: крест-накрест поверх моих плеч, словно бы пытаясь поглотить своим большим телом. Мне тотчас становится тепло и хорошо. Вновь я отмечаю чувство непробиваемой защищенности, которое дарит только Саша.

Он нагло скользит ладонью в вырез халата, который я накинула на голое тело после крайнего посещения ванной. Сжимая грудь, перебирает пальцами мой сосок, но именно сейчас делает подобное без похоти. Чувствуется в этом жесте какое-то сытое собственничество. Мне оно нравится. Очень-очень сильно нравится.

– Сама говорила: «Не думай», – припоминает мою недавнюю просьбу. – Тебя это тоже касается.

Киваю в знак согласия и с новым вздохом накрываю его руки своими ладонями. Бездумно поглаживая, прочесываю пальцами короткие жесткие волоски на сильных, увитых венами предплечьях.

«Он мой… Сейчас он мой…» – эта уверенность расталкивает все остальные мысли.

И я с ощутимым довольством перевожу дыхание.

Саня сжимает меня крепче и касается губами виска. Так и застываем, глядя через окно кухни на разливающееся оранжевыми лучами по небу солнце.

– Пойдем в спальню, – зазывает Георгиев чуть позже, наполняя голос какими-то дико интимными и безумно сексуальными нотками. – Хочу тебя. Бесконечно.

Это приглушенное и вместе с тем шумное, на потоке густого дыхания, заявление окутывает меня жаром и пронизывает острыми иголками трепетного волнения.

– Мм-м… Чуть позже, Саш.

Отказываю, потому что физически уже ноет все тело. Даже спазмы возбуждения вызывают внизу живота и в промежности боль.

– Почему позже? Дай долюбить, Сонь.

Невозможный нахал.

Но…

Заставляет улыбаться.

– Дай отдышаться, Саш, – пытаюсь отразить ему в тон, но голос слишком явно звенит переполнившим душу счастьем. – Ты и так уже слизал с меня кожу… Про остальные места молчу!

– Почему молчишь? М? Что я с ними сделал?

– Георгиев! – возмущаюсь задушено.

И ерзаю, когда ощущаю, что его член, упирающийся мне в поясницу, снова абсолютно, черт его дери, твердый. Сжимающая мою грудь ладонь так же меняет характер движения.

– Давай… Чаю попьем… – нахожу решение, чтобы выскользнуть из его объятий.

Саша неохотно, но все же выпускает.

А едва я подхожу к чайнику, выдает:

– Кстати, я голоден.

– Начинается… – протягиваю и цокаю языком, будто это что-то реально раздражающее.

Проверив уровень воды, жму на кнопку и оборачиваюсь.

Георгиев смотрит на меня. Смотрит в упор. Я и раньше нередко стеснялась столь пристального внимания с его стороны, но сейчас это вообще что-то запредельное. И дело даже не в том, что он повзрослел за короткий период времени и стал каким-то суровым брутальным мужиком. Порой ведь ведет себя как безбашенный мальчишка. А все равно при любых раскладах подавляет своей какой-то совершенно неуемной мужской энергетикой, заставляет меня чувствовать себя маленькой и безвольной.

Это пугает, конечно. И вместе с тем усиливает трепет.

Черт…

– Когда у вас начинает работать доставка еды?

Его голос так же вибрирует от напряжения. Не знаю, как он умудряется еще и о еде думать. Излучает совсем другой голод. Флюиды похоти забивают пространство и вытесняют из воздуха живительный кислород.

– Половина пятого, Саш, – бормочу я, надеясь, что звучу хоть сколько-нибудь серьезно. По собственным ощущениям, не покидает чувство, словно мы разыгрываем глупую эротическую сцену из фильма. – Доставка из общепита начинается не раньше девяти, думаю… Или даже десяти… – дышу слишком тяжело и часто, как ни пытаюсь выровнять эту функцию.