Я поднимаюсь.

Ни один бугимен не выскакивает, чтобы схватить меня. Я открываю свою дверь дрожащими пальцами, захлопываю ее за собой, врываясь в холодную квартиру, оглядываюсь, прислоняюсь к двери с колотящимся сердцем и запираю ее за собой.

Квартира, которую я так долго ненавидела, внезапно становится местом, которое я не хочу покидать. Да, я начинаю мерзнуть, как только захожу в дом, и да, он потрепанный и никогда не выглядит красиво, сколько бы я его ни чистила, но он мой. Во всяком случае, мой, пока я плачу за аренду, а не какое-то роскошное место, принадлежащее мужчине, который оказался женатым, или гостиничный номер, занятого человеком, который шантажирует меня. Это не приятное место с любой натяжкой, но внезапно я чувствую себя здесь как дома, и мне не хочется уезжать. Я хочу забаррикадироваться здесь и спрятаться, но, конечно, это не сработает. Я должна выбираться отсюда, забрать свою бабушку, и мы должны бежать.

Я не знаю, как я собираюсь убедить ее в этом, но об этом я побеспокоюсь позже.

Под моей кроватью есть одна спортивная сумка, и я хватаю ее, бросая туда всю одежду, которая у меня здесь осталась, несколько книг и пачку счетов, которые я спрятала в коробке глубоко в шкафу. Все остальное, что у меня есть, осталось в отеле у Левина, и нет никаких шансов, что я вернусь туда…

— Куда-то собираешься?

Я замираю на месте, мои трясущиеся руки – единственная часть меня, которая движется. Я узнаю, кто это, по голосу, еще до того, как оборачиваюсь.

Он нашел меня.

Бугимен.

Конечно, ни в одной сказке бугимен не был таким греховно горячим, как мужчина, стоящий в моей квартире, его руки в перчатках глубоко засунуты в карманы пальто, когда он почти разочарованно смотрит на меня из кухни.

— Я действительно не думал, что ты будешь настолько глупа, чтобы сбежать, Лидия.

Левин шагает через комнату ко мне, и я пытаюсь отскочить от него, но он ловит меня, его руки на моих плечах, когда он притягивает меня к себе.

— Что ты делаешь? — Он почти кричит это, тряся меня так сильно, что у меня стучат зубы, его голубые глаза сверкают яростью, которой я раньше не видела. — Я должен прямо сейчас посадить тебя к себе на колени и отшлепать. Ты понимаешь, что ты натворила?

Что-то в том, как он это говорит, хотя это и не должно быть сексуальным, вызывает у меня дрожь желания. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, я чувствую то же самое, и это заставляет меня чувствовать, что я схожу с ума.

У тебя была бы лучшая химия в твоей жизни с твоим гребаным похитителем.

— Я… — Я не знаю, что сказать. 

Я не могу этого сделать, звучит как заезженная пластинка, я повторяю одно и то же снова и снова, но, похоже, это не имеет значения. Чувствую я или нет, что могу это сделать, похоже, у меня не будет выбора, попытаюсь я сбежать или нет. Каждый раз, когда я пытаюсь сбежать, мне кажется, что он все время рядом, на шаг впереди меня.

— Мы возвращаемся в отель. — Левин с отвращением качает головой. — И на этот раз ты не уйдешь от меня.

— Я ненавижу его, — шепчу я. Кажется ребячеством произносить это вслух, но это правда, и Левин внезапно смотрит на меня, гнев в его глазах слегка тускнеет.

— Гришу. — То, как он произносит это, не вопрос. Он знает, кого я имею в виду. И здесь, в холодной тишине моей квартиры, мне кажется, что это, возможно, единственное место, где я могу по-настоящему быть честной со своими чувствами, в своем месте, каким бы захудалым, неловким и холодным оно ни было.

— Да. — Это слово вылетает из воздуха, которое я вижу. Здесь так чертовски холодно, что я почти рада тому, что руки Левина в перчатках лежат на моих плечах, предлагая немного тепла, его большое тело так близко к моему, что это дает небольшую передышку от холода. — И то, что он сделал со мной…

— Ты сказала, что он не причинил тебе вреда. — Голос Левина суров, но его лицо не выглядит таким злым, как его голос. — Ты солгала мне об этом? Поэтому ты сбежала?

— Нет. — Я тяжело сглатываю, глядя на него снизу вверх. — Есть и другие виды боли, которые не являются физическими, Левин. Я думала, что Гриша любит меня. Я думала, что люблю его. И теперь он просто еще один отвратительный, жуткий богач, который хочет трахнуть женщину, которой еще немного за двадцать, потому что ему наскучила его жена. Все, что он говорит и делает, вызывает у меня отвращение, тогда как всего несколько дней назад это меня заводило. Такой эмоциональный удар…

— Я знаю об эмоциональной боли, Лидия. — Тон Левина звучит как щелчок хлыста в морозном воздухе. — На самом деле, это хуже, чем узнать, что любовник женат.

Гнев и обида вспыхивают во мне мгновенно. 

— Я потеряла своих родителей много лет назад. Я знаю, что это не худшая эмоциональная боль, которую может испытывать человек, но это не обязательно должно быть соревнование по писанине, Левин! Я просто не хочу трахаться с мужчиной, от которого у меня мурашки по коже только потому, что ты пытаешься заставить меня, особенно когда...

Я замолкаю, обдумывая то, что вот-вот должно было сорваться с моих губ. Особенно когда вместо этого я хочу тебя. Из этих слов не вышло бы ничего хорошего. Ничего. Особенно когда этот человек сам в данный момент держит меня в тисках, глядя на меня так, словно хочет прикончить меня на месте.

— Хватит! — Левин снова трясет меня, на этот раз не так сильно, но это не имеет значения. Мои зубы уже стучат от холода. — Меня тошнит от этого, Лидия. Сколько раз я должен повторять тебе, в какой опасности ты находишься? Я не выбирал эту работу. Я не могу выбирать, так же, как и ты не можешь выбирать, сотрудничать тебе или нет. Я уже говорил это, но повторю еще один гребаный раз, просто чтобы посмотреть, дойдет ли это до твоей головы. Если ты не будешь сотрудничать со мной, кто-нибудь другой возьмет верх, и они скормят мне мои гребаные яйца за