Смоленском и Москвой, продвинуться своим левым флангом по возможности дальше на восток и захватить Москву»[83].

Точку в спорах поставила Директива № 34, в которой группе армий «Центр» фюрером недвусмысленно приказывалось обороняться, без полумер в виде наступлений на советскую столицу пехотными соединениями. Появление этой директивы означало констатацию двух фактов. Во-первых, признавалась неспособность групп армий «Север» и «Юг» решить поставленные в «Барбароссе» задачи самостоятельно. Во-вторых, усилившееся сопротивление на московском направлении не благоприятствовало проведению наступления на Москву имеющимися силами. Смоленское сражение заставило немецкое верховное командование сменить стратегию «Барбароссы» и повернуться в сторону флангов. Это стало первым шагом на пути к крушению «блицкрига». В августе 1941 г., когда фронт на дальних подступах к Москве оставался стабильным, началось формирование и подготовка соединений, которые в конце ноября 1941 г. станут непреодолимым препятствием на пути к Москве, а затем образуют ядро советского контрнаступления. Выигрыш времени на организационно-мобилизационные мероприятия августа — сентября 1941 г. был в значительной мере обеспечен решительными контратаками по подписанным Жуковым директивам в июле под Смоленском.

Впереди Ельня, позади Москва

Прежде чем приступать к освещению роли в событиях 1941 г. Ельнинской операции, необходимо разобраться с «предсказанием» Жукова, за которое он якобы был смещен Сталиным и отправился руководить Резервным фронтом под Ельню. Канонический вариант легенды звучит следующим образом: «Жуков предвидел окружение Юго-Западного фронта и предупреждал Сталина, но диктатор не желал слушать о сдаче Киева. Жуков был вынужден уйти с поста начальника Генерального штаба и занялся Ельней». Одной из проблем потомков является апостериорное знание, накладывающееся на предшествующие события. Мы знаем о результате Ельнинской операции и крушении Юго-Западного фронта, но ни Сталин, ни Жуков в конце июля 1941 г. еще не знали ни о том, ни о другом событии. При ближайшем рассмотрении вышеизложенная легенда выглядит довольно странно. Жуков в ней как сумасшедший ученый из американского фильма, который весь погружен в интересный эксперимент с наступлением под Ельней и между делом сообщает руководителю страны о грядущей катастрофе под Киевом. Соответственно, диктатор безуспешно пытается достучаться до своего сумасшедшего ученого в должности начальника Генерального штаба. На самом деле причинно-следственные связи нарушены.

На передовой. Г.К. Жуков слушает доклады командира и летчика, лето 1941 г.

Если просто вчитаться в предложение Жукова, версия о его способностях в качестве Нострадамуса сразу отпадает: «Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий»[84]. Отвод за Днепр никак не мог предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта: клещи двух танковых групп замкнулись намного восточнее среднего течения Днепра. Для ухода от поворота Гудериана на юг требовалось отходить за Псел. Киев находился в дальнем углу «Днепровской дуги», на которую опирался Юго-Западный фронт, и его сдача лишь выравнивала фронт этой дуги точно по линии реки. Сдача КиУРа лишь высвобождала часть войск, занятых на обороне Киева. Более того, как показало дальнейшее развитие событий, удержание Киева потребовало ввода в бой двух свежесформированных дивизий в начале августа 1941 г.

План Жукова, который стоил ему должности начальника Генерального штаба Красной армии, заключался в усилении Центрального фронта за счет двух направлений. Фронт оказался под ударом крупной массы немецкой пехоты и требовал немедленной накачки резервами. В случае реализации жуковского плана, во-первых, высвобождались силы за счет ликвидации ельнинского плацдарма и сопутствующего ликвидации сокращения протяженности линии фронта. Во-вторых, необходимые для усиления Центрального фронта соединения высвобождались за счет эвакуации плацдарма на правом берегу Днепра, т. е. сдачи Киева. Политическое руководство СССР в лице И.В. Сталина признало такой вариант решения проблем Центрального фронта недопустимым, и Г.К. Жуков был сменен на Б.М. Шапошникова. Кризис в отношениях между военным и политическим руководством летом 1941 г. имел место не только в Германии, но и в СССР. Г.К. Жуков стал жертвой этого кризиса. Он был понижен в должности до командующего фронтом.

Ельнинский выступ был не просто выдающейся на восток частью советско-германского фронта. Во-первых, в районе Ельни немцами был образован плацдарм на левом берегу Десны. Рубеж любой крупной реки является удобной позицией для построения устойчивого фронта. Плацдарм на занимаемом обороняющемся берегу реки изначально является брешью в линии обороны. Поэтому постоянно повторяющимся сценарием ведения боевых действий во время Второй мировой войны была борьба за плацдармы. Наступающий стремился решительным рывком вперед захватить плацдарм и тем самым не дать обороняющемуся полностью удержать за собой рубеж водной преграды. Понятно, что после сбора на этом рубеже резервов обороняющегося захватывать плацдарм будет вдесятеро труднее. Даже находившийся не в лучшем состоянии вермахт отметился упорной борьбой за Кюстринский плацдарм в феврале — марте 1945 г. Немцы тогда из последних сил провели целый ряд наступлений против захваченных войсками 5-й ударной и 8-й гвардейской армиями плацдармов на западном берегу Одера. Плацдарм, в отличие от полностью сохраненного рубежа реки, поглощает больше сил обороняющегося. Чем он больше и чем длиннее его периметр, тем больше сил на нем можно накопить и тем больше сил нужно для предотвращения его «вскрытия» и дальнейшего наступления с него. Поэтому ликвидация плацдармов наступательными действиями была общим правилом для обоих противником. Во-вторых, Ельня была узлом коммуникаций, что делало ее привлекательной в качестве плацдарма для наступления. С точки зрения обороняющегося, удержание за собой Ельни означало удержание проходящей параллельно фронту рокады.

Отрицание В. Суворовым положительного эффекта от действий Жукова под Ельней идет в двух плоскостях. Первая — это возражения тактического характера: «Но в Ельнинском выступе поначалу была не только пехота, там находилась танковая группа Гудериана, а это — четверть германской танковой мощи. Нет ничего более страшного и глупого, чем бросать пехоту на врытые в землю танки. Танк в обороне — несокрушимая мощь. Над землей возвышается только башня с пушкой и пулеметами. Башня замаскирована. Но даже если маскировка и сорвана, попасть в башню не так просто. И не всякое попадание означает пробоину. Экипаж врытого в землю танка имеет мощное вооружение, хорошую оптику, он прикрыт броней. Бегущая в поле пехота Жукова, — лакомая цель. И наступающий танк для врытого в землю танка — желанная и легкая цель»[85]. Вся танковая группа Гудериана в Ельнинском выступе — это просто ненаучная фантастика. На ельнинском плацдарме первоначально находился в лучшем случае один XXXXVI моторизованный корпус 2-й танковой группы. Так что