«Если все, – высказал свою мечту 30 июня Хабимана, – если все руандийцы, если 90 % руандийцев поднимутся, как один человек, против инкотаньи, эти последние навсегда исчезнут и больше никогда не помыслят вернуться в Руанду. Если они будут продолжать свое нынешнее самоубийственное поведение, то полностью исчезнут. Подумайте об этом сами: когда вся эта молодежь получит оружие, ведь известно, что во всех коммунах каждый просит оружие, и все они – хуту, что будут делать тутси, составляющие всего 10 % населения (курсив мой. – И. К.)? Даже если они призовут беженцев, где они найдут столько же молодых людей, сколько сумели мобилизовать , составляющее 90 % населения? Я думаю, что они в данный момент совершают самоубийство»[504]. «Я ему прямо дал понять, – рассказывал в эфире 31 мая Хабимана о своей встрече с Даллэром, – что его любимый этнос, названный иньензиинкотаньи, т. е. тутси, кончит тем, что исчезнет с лица земли»[505] (курсив мой. – И. К.).

Нередко журналисты СТМК связывали возникновение этого межэтнического конфликта с негативными моральными качествами тутси как этноса в целом. «Не сегодня клика батутси-иньензи-РПФ, – восклицал 12 апреля Жорж Ругью, – не сегодня эта клика захотела захватить и монополизировать власть, чтобы по-настоящему угнетать хуту и тем самым уничтожить демократию. Комплекс превосходства батутси был известен уже давно. Именно этот комплекс превосходства характерен для соотечественников тутси, ибо даже сегодня многие из них все еще убеждены в своем интеллектуальном превосходстве над остальными руандийцами»[506] (курсив мой. – И. К.). «Это презрение, эта гордыня, это чувство превосходства, – вторил ему 3 мая Хабимана, – очень часто отличали этнос тутси. Они всегда считали себя более умными и более сильными по сравнению с хуту. Именно эта гордыня и это презрение стали причиной стольких несчастий для иньензи-инкотаньи и их сородичей тутси, которые были убиты»[507].

Природные негативные качества тутси противопоставлялись в эфире СТМК “типичным” характеристикам хуту. 20 июня это радио передало интервью с Жан-Мари Вьянне Сибоманой, директором кабинета министра окружающей среды и туризма. Сибомана сказал: «…вы уже давно знаете, что тутси очень хитрые, это люди, которые постоянно улыбаются и которые постоянно подмигивают. Эта улыбка крадет у нас членов семьи, тутси улыбается вам, думая о другом. Мы же, хуту, простодушны и думаем, что на свете нет ничего плохого и что никто не может причинить нам зла. Что касается тутси, то если он улыбается или подмигивает нам, значит, у него какой-то умысел. Вот почему их хитрость привела к тому, что хуту не смогли распознать истину и понять, что за этой хитростью таится нечто иное, чем им казалось. Первое, что мы должны делать сегодня и особенно когда победим, – распознавать всю хитрость тутси»[508]. Гахиги, интервьюировавший Сибоману, счел необходимым повторить его основные тезисы: «…вы говорите, что у тутси много хитрости и жестокости. Также вы говорите, что для победы в этой войне необходимо разоблачить хитрость тутси, чтобы люди узнали о ней. …что касается хуту, как вы сказали, то они добрые люди и думают, что никто не может причинить им зла»[509] (курсив мой. – И. К.).

За такими противопоставлениями, безусловно, скрывался некий «комплекс этнической неполноценности», который проявлялся у журналистов СТМК особенно тогда, когда они пытались приписать собственные фобии и представления «чужим» (белым). «Сегодня некоторые белые, особенно американцы, канадцы и бельгийцы, – говорил Гахиги 18 мая, – считают, что плохой в этой стране – хуту, хуту, который носит мачете, который носит дубину, тогда как он пытается избежать смерти от рук сыновей Гатутси. Хороший же – тутси, как того требует ошибочное представление, разделяемое белыми уже давно, согласно которому тутси красивее – я не знаю, какие критерии красоты они применяют, – и умнее»[510].

В дискурсе СТМК главной целью тутси называлось возвращение утраченной в 1959 г. власти, а главной целью хуту – сохранение демократии, под которой понималось правление этнического большинства. По утверждению Хабиманы, «тутси хотят абсолютной власти повсюду, где они находятся, будь то Руанда, Уганда, Бурунди, Северное Киву, повсюду»[511]. По словам Бемерики, «наша кровь была бы пролита напрасно, если бы мы допустили установление владычества этого меньшинства тутси»[512]. Чтобы не допустить к власти «меньшинство тутси, только 8 % », взывал Хабимана в начале июня, «…мы все должны подняться, правительство должно найти для нас оружие, мы также должны сделать взносы для приобретения ружей и пуль, чтобы повсюду истребить всех инкотаньи и искоренить их сообщников»[513]. За полмесяца до этого, критикуя руандийских политиков, он подчеркивал: «Если бы они начали действовать пораньше, мы бы выиграли войну, поставили тутси на мес то пропорционально их числу и заставили бы их замолчать»[514].

Иногда в интерпретации сотрудников СТМК «этническая война» даже превращалась в «войну рас», выходящую на пределы страны. «Мы будем искать ружья и будем сражаться против инкотаньи здесь, в Руанде, – заявил 15 мая Хабимана, – а когда завершим их уничтожение, то пересечем и пойдем в Бурунди, чтобы сражаться против этих инкотаньи в Бурунди с помощью бурундийцев, с помощью заирцев, с помощью всех тех, кто понимает, что одна раса одной клики не должна уничтожать расу большинства… Итак, мы будем сражаться без устали, даже если для этого потребуется десять лет, поскольку конечная цель – поставить инкотаньи на место»[515] (курсив мой. – И. К.).

В таком контексте постоянные призывы журналистов СТМК «полностью уничтожить», «стереть с лица земли» иньензи и инкотаньи («В любом случая все инкотаньи должны быть уничтожены во всех областях нашей страны»[516]; «Если инкотаньи продолжают действовать подобным образом, мы пойдем и истребим их всех»[517]; «Просто будем тверды и уничтожим их, чтобы наши дети и наши внуки не слышали больше этого имени “инкотаньи”»[518]) не могли восприниматься иначе, как призывы к холокосту всех тутси. В их выступлениях можно обнаружить два способа оправдания/объяснения такого холокоста.