Если это сработает, оно явится великим достижением для Салливена, чем-то таким, чем может гордиться любой дипломат до конца своих дней: его план укрепил бы страну и спас многие жизни.

Когда он лег спать, в глубине души ему не давала покоя лишь одна мелкая неприятность. Миссия Элиота, на которую он возлагал такие надежды, была планом Госдепа, исходившим в Вашингтоне от госсекретаря Вэнса. Миссия Хайзера была замыслом Збигнева Бжезинского, советника по национальной безопасности. Враждебность между Вэнсом и Бжезинским стала притчей во языцех. И в этот момент Бжезинский после встречи на высшем уровне в Гваделупе занимался ловлей рыбы в открытом море на Карибах с президентом Картером. Какие мысли нашептывал Бжезинский в ухо президенту, когда они плыли по чистому синему морю?

* * *

Телефонный звонок разбудил Салливена ранним утром. Это был дежурный офицер, звонивший из комнаты пункта связи в здании посольства, на расстоянии всего нескольких ярдов от него. Из Вашингтона поступила срочная телеграмма. Возможно, посол пожелает прочитать ее именно сейчас?

Салливен встал с постели и пересек лужайку в направлении посольства, терзаемый дурными предчувствиями.

Телеграмма сообщала, что миссия Элиота отменяется.

Это решение было принято президентом. Салливену не предлагалось комментировать это изменение в плане. Его проинструктировали сообщить шаху, что правительство Соединенных Штатов более не намеревается вести переговоры с аятоллой Хомейни.

Сердце Салливена упало.

Это означало конец влиянию Америки в Иране. Это также означало, что Салливен лично потерял свой шанс отличиться как посол в предотвращении кровавой гражданской войны.

Он отправил сердитую телеграмму Вэнсу, сообщая, что президент совершил большую ошибку и должен пересмотреть свое решение.

Посол вернулся в постель, но не смог заснуть.

Утром другая телеграмма известила его, что решение президента остается в силе.

Измученный Салливен поднялся вверх по холму во дворец, чтобы проинформировать шаха.

Шах этим утром выглядел осунувшимся и напряженным. Он и Салливен сели и выпили обязательную чашку чая. Затем Салливен сообщил ему, что президент Картер отменил миссию Элиота.

Шах был огорчен.

– Но почему они отменили ее? – возбужденно вопросил он.

– Я не знаю, – сухо ответил Салливен.

– Но каким образом они собираются оказать воздействие на этих людей, если даже не хотят разговаривать с ними?

– Я не знаю.

– Тогда что же Вашингтон намерен сейчас делать? – спросил шах, в отчаянии простирая руки.

– Я не знаю, – признался Салливен.

– Росс, это идиотская затея, – громко изрек Том Люс. – Ты собираешься погубить кампанию и себя.

Росс взглянул на адвоката. Они сидели в кабинете Перо. Дверь была закрыта. Люс принадлежал отнюдь не к числу первых, высказавших это мнение. В течение недели, по мере того как новость распространялась по восьмому этажу, несколько управляющих высшего звена посетили Перо с заявлением, что создание спасательной команды было необдуманно дерзким и опасным замыслом и ему следует отказаться от него.

– Перестаньте волноваться, – заявлял им Перо. – Просто сосредоточьтесь на том, что должны сделать вы.

Том Люс поднял характерный для него шум. С нахмуренным лицом и манерой, привычной для его выступлений в суде, адвокат принялся выдвигать свои обоснования, как будто его выслушивала коллегия присяжных.

– Я могу только давать советы по юридической стороне дела, но хочу сказать тебе, что это спасение может породить больше проблем и проблем худшего рода, нежели у тебя есть сейчас. Черт побери, Росс, невозможно составить перечень всех тех законов, которые ты собираешься нарушить!

– Попытайся, – подколол его Перо.

– У тебя армия наемников, что является незаконным здесь, в Иране и любой стране, через которую проследует команда. В любом месте, куда они направятся, наемники подпадают под уголовное наказание, и вместо двух человек в тюрьме у тебя может оказаться восемь погибших виновных сотрудников.

Но это дело обернется еще хуже. Твои люди окажутся в положении намного более скверном, нежели солдаты на поле боя, – международные законы и Женевская конвенция, защищающая солдат в военной форме, не защитят эту команду спасателей.

Если эти парни в Иране попадут в плен… Росс, их расстреляют. Если они попадут в плен в любой стране, которая имеет с Ираном договор о выдаче, их вышлют обратно и расстреляют. Вместо двух невинных служащих в тюрьме ты заполучишь восемь виновных расстрелянных сотрудников.

И, если это случится, семьи погибших могут выместить свое горе на тебе – по вполне понятной причине, поскольку вся эта затея выглядит глупой. Вдовы предъявят к «ЭДС» в американских судах иски на гигантские суммы. Они способны обанкротить компанию. Подумай о десяти тысячах человек, которые потеряют работу, если это произойдет. Подумай о себе, Росс, против тебя могут быть выдвинуты даже уголовные обвинения, которые отправят в тюрьму тебя!

– Я ценю твой совет, Том, – спокойно промолвил Перо.

Люс уставился на него.

– Вижу, что я не сумел довести это до твоего сведения, не так ли?

Перо улыбнулся:

– Безусловно, сумел. Но если ты проживешь жизнь, беспокоясь по поводу всего плохого, что может случиться, ты скоро сможешь убедить себя, что лучше всего вообще ничего не делать.

* * *

Истина заключалась в том, что Перо было известно нечто, о чем и не подозревал Люс.

Росс Перо был везунчиком.

Ему везло всю жизнь.

Еще двенадцатилетним мальчишкой он разносил газеты в бедном районе с чернокожим населением Тексарканы. В те дни «Тексаркана газетт» стоила двадцать пять центов в неделю, и по воскресеньям, когда он собирал деньги, у него в конечном счете скапливалось в кошельке от сорока до пятидесяти долларов. И каждое воскресенье где-то на его пути какой-нибудь бедняк, спустивший свой недельный заработок предыдущей ночью в баре, пытался отобрать деньги у маленького Росса. Вот почему ни один другой мальчишка не осмеливался разносить газеты в этом районе. Но Росс никогда не поддавался страху. Он разъезжал на лошади, попытки ограбления никогда не были слишком злонамеренными, и ему везло. Он ни разу не лишился своих денег.

Ему вновь повезло, когда он поступал в Военно-морскую академию в Аннаполисе. Претенденты должны были заручиться покровительством сенатора или конгрессмена, но, безусловно, семья Перо не обладала нужными связями. Во всяком случае, юный Росс в жизни не видел моря – он и носу не высовывал дальше Далласа, расположенного за 180 миль от его родного города. Но в Тексаркане проживал молодой человек по имени Джош Моррис-младший, который бывал в Аннаполисе, рассказал Россу все о нем, и Росс влюбился в военно-морской флот, даже не увидев ни одного корабля. Так что он принялся бомбардировать письмами сенаторов, выклянчивая покровительство. Юнец добился своего – как это удавалось ему много раз в течение его жизни, – потому что он был слишком глуп для понимания, что это невозможно.