Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сумке завибрировал мобильник – звонил Левченко.
– Елена Денисовна, Харитонова брать будем? Надо бы поторопиться, чтобы не сбежал.
– Да, надо поторопиться. Я еду в Комитет, получу ордер – и можно к Харитонову. Ты проверил, он не дежурит сегодня? На работе его сложнее будет задержать, там же оружие.
– Нет, я все проверил, он дома, пивом затарился.
– Ну, спасибо, облегчил работу СОБРу.
Максима Харитонова задержали быстро и без особых проблем. Увидев на пороге комнаты двух собровцев с автоматами, он покорно слез с дивана и лег лицом на пол, сложив руки в замок на затылке.
Пока в комнате шел обыск, Лена сидела в кухне с матерью Максима, пожилой женщиной в ситцевом халате и косынке, закрывавшей пышные седые волосы. Женщина то и дело принималась плакать, закрывала лицо ладонями и всхлипывала:
– Ну что, что я не так сделала? Я же все для него… да, небогато жили, отец умер, я одна его вырастила… но он ведь был хорошим мальчиком, поверьте – хорошим! Он же мне помогал всегда… я на трех работах вкалывала, он мне помогал почту разносить… полы со мной мыл в подъездах… что же случилось-то, Господи, за что ты меня наказал? – Она раскачивалась из стороны в сторону на табурете, и Лена боялась, что в какой-то момент женщина просто упадет на пол в маленькой кухоньке, прямо между плитой и столом.
– Успокойтесь, пожалуйста… я понимаю, мои слова мало что изменят, но вашей вины нет. Максим поддался влиянию…
Женщина вдруг выпрямилась, вытерла слезы и жестко произнесла:
– Влиянию? Как можно повлиять на взрослого человека, мужчину? Что вы такое говорите? Как можно заставить убивать того, кто не хочет этого делать и не представляет себя убийцей? Нет, это только моя вина. Значит, я неправильно его воспитала, ошиблась. Мой сын – мой грех.
Лена не знала, что сказать. Ей казалось, что мать Харитонова будет валить все на Виталия, обвинять его, выгораживать единственного сына, но нет – та стала искать причину случившегося в себе, и Лена не знала, что могло бы быть хуже.
Смотреть на женщину было очень тяжело, у Крошиной кольнуло в груди, и она невольно поморщилась и потерла левую сторону рукой, и женщина тут же отвлеклась:
– Что с вами? Плохо? Сердце, да? – Она засуетилась, заметалась, вынимая из шкафчика флакон с лекарством и хрустальную рюмку, отмерила нужное количество капель и подала Лене вместе со стаканом воды: – Вот, возьмите…
Крошина выпила, испытывая угрызения совести – с ней подобное случилось впервые, чтобы вот так расклеиться на обыске, да еще перед матерью подозреваемого.
– Извините меня… – пробормотала она.
– Я понимаю… это ведь только представить – молодая женщина, а все время в таком вот копаетесь… какое сердце выдержит…
Когда Харитонова уводили, Лена, выйдя в коридор, вдруг отметила в его фигуре что-то знакомое и задержала собровцев:
– Погодите минутку. Максим Викторович, повернитесь, пожалуйста, в профиль ко мне.
Харитонов подчинился, и Лена мгновенно вспомнила, где видела это.
– А вы неплохо сыграли роль майора Паровозникова. Специально тренировались?
Харитонов покраснел:
– Пару раз проследил за ним… – и вдруг осекся: – Какого майора, я не знаю никакого майора… – В глазах заметался испуг, Харитонов съежился, поняв, что сказал лишнее.
– Не усугубляйте, Максим Викторович. Все, выводите, я сейчас закончу и тоже поеду. Левченко, поезжайте в СИЗО, оформляйте, – устало распорядилась Лена, даже не испытав облегчения от внезапной находки.
Она ехала в СИЗО и пыталась угадать, как поведет себя Виталий Карманов. Скорее всего, именно так, как делал это всегда – будет хамить, угрожать, бряцать отцовскими заслугами. Но сегодня в ежедневнике у Лены имелся убойный аргумент, против которого Виталий наверняка будет бессилен.
Его привели в комнату для допросов, и Карманов-младший вальяжно развалился за столом напротив Лены:
– Что, явились извиняться?
– С чего бы мне извиняться перед вами?
– А за незаконное задержание, например, не принято у вас? Меня же выпускают, верно?
– Нет, вас не выпускают. Вы – обвиняемый.
– Обвиняемый? – захохотал Карманов, откидываясь на спинку стула. – Офигеть! Вы даже представить не можете, куда вляпались, гражданка следователь. Придется новую работу искать.
– Это вряд ли.
– Даже не сомневайтесь.
– Давайте, Виталий Егорович, о насущном и ближе к делу, – сказала Лена, открывая папку. – С кого начнем? С Паретти или, может, с Хусейнова? Как вам удобнее рассказывать, по порядку или вразнобой?
Карманов перестал смеяться, выпрямился и зло посмотрел на Лену:
– Нет, вы точно не понимаете. Я ничего не буду рассказывать, и вы не докажете, что это я их убил.
– То есть убили все-таки вы?
– Ну да, – осклабился Карманов. – Можете записывать, но я адвокату скажу, что вы меня вынудили на себя чужое взять.
– Вряд ли государственный защитник будет заинтересован выслушивать такую чушь.
– С чего – государственный? Мне папа наймет крутого – вон, хоть Соловецкого – знаете небось такого? Деньги гребет, конечно, но результат всегда выдает.
Лена пропустила это замечание мимо ушей – в этой комнате она слышала еще и не такое и от куда более авторитетных людей, чем этот щуплый мажор, уверенный в своей безнаказанности. Как и крутой адвокат Соловецкий, старший следователь Крошина тоже умела выдавать результат, правда, не тот, на который рассчитывали обычно ее подследственные.
– Значит, вы признаете себя виновным в убийствах Паретти, Хусейнова, Терентьева и Котова? А также в соучастии в убийстве Гаврилова?
– Нет, – снова осклабился Карманов.
– А вот ваша подельница Веткина утверждает, что именно вы убили всех четверых и помогли ей избавиться от тела Гаврилова.
– Мало ли что там эта марамойка наговорила. Она, между прочим, тоже четверых человек того-сь… ножичком. И заметьте – одного собственноручно, без чьей-то помощи!
– Но ведь это вы ее заставили. Зачем?
– А потому что могу, – подавшись через стол вперед, оскалился Карманов. – Могу – понятно? И сам убить могу, и кого-то заставить это сделать – тоже. Да вы хоть знаете, кто мой отец? Вы знаете, что будет, когда он сюда придет? Вам точно не позавидуешь! Даже если вы ему гору доказательств предъявите, что это я убил – он не поверит, ясно? Я – его сын, он меня все равно вытащит! И ничего мне за это не будет!
– Ошибаетесь. И комплекс бога придется лечить где-то в исправительном учреждении. Ничего, там с этим отлично справляются.
Карманов расхохотался, откинув назад голову:
– Ну, вы даете, гражданка следователь! В каком учреждении? Да кто вам позволит меня туда отправить-то?