— Куратор сказал, что даже предатель может послужить делу революции, сам о том не зная и не желая этого. Ему стало известно, что в Анрию тайно прибыли агенты столичной жандармерии. Я думал, это ты оповестил жандармов, вызвал их из столицы, но какая разница? Смерть жандармам! Мы бы с радостью всех их перебили, но у куратора была идея получше. Он придумал, как псы сами себе перегрызут друг другу глотку.

Кое-кто втерся к ним в доверие, стал информатором, указал, где жил Жан Морэ. Самого Морэ уже давно перевезли в безопасное место, а жандармам… Жандармам мы пустили слух, что на его квартире должна состояться встреча заговорщиков с кем-то очень важным. Может, даже иностранными агентами. Они купились. Повелись, как дети. Меня куратор назначил играть роль подозрительного субъекта недалекого ума. Это просто, когда ума и так немного. Я сидел на квартире. Иногда выходил, делал вид, что хожу на тайные сходки. Куратор говорил, что у меня это хорошо получается. Что за мной следят. Оставалось только играть свою роль и ждать, когда ты клюнешь. Куратор не сомневался, что ты тоже узнаешь, где жил Жан Морэ, и захочешь его взять. Ведь ты для того и был внедрен в партию. А сейчас, когда в партии хаос, лучшего времени не найти, так сказал куратор. Он очень проницательный, как будто все знает. Оставалось только узнать, когда ты это сделаешь.

И я узнал. Недавно, всего несколько часов назад, получил сообщение, что наверняка сегодня ночью и надо быть готовым исполнить свой долг перед…

— Как? — Ротерблиц переоценил свою способность не удивляться и усталость.

Сигиец проморгался. Затем выждал какое-то время, глядя в пустоту. Казалось, что в пустоту. Затягивающееся молчание стало быстро раздражать, чародей обернулся, прослеживая взгляд Финстера.

— Че? — угрюмо буркнул Бруно, растиравший многострадальные ноги. — Пошли вы в жопу! Чуть чего, сразу Бруно!

— Я допустил ошибку, — сказал сигиец.

Бруно нервно рассмеялся:

— Ты ж сказал, что все проверил, что ни одного хмыря поблизости!

— Поблизости ни одного хмыря не было. Гирта ван Бледа точно. Ему не нужно быть поблизости. Он мог следить через кого-то. Или что-то.

Ротерблиц полез в карман сюртука, куда машинально засунул талисман покойного революционера.

— Откуда они знали, что я приду за Морэ?

— Оттуда, что я тебя не убил.

— То есть… — Ротерблиц швырнул бесполезный одноразовый талисман в угол подвала, где что-то звякнуло. — Хм, хочешь сказать, Машиах знал, что мы договоримся работать вместе?

— Машиах знает, как думаю я. В этом его преимущество, — сказал сигиец. — Он знает, что ищу его. Знает, что ты — двойной агент, а твоя цель — вычислить покровителей «Нового порядка». И знает, что я знаю, где найти Жана Морэ, потому что это знал Артур ван Геер. Машиах просчитал наиболее вероятное развитие событий.

— А письма Ратшафта? О них он тоже знает?

— Вероятнее всего, да. Однако маловероятно, что это входило в его планы.

— А если он их, хм, скорректирует?

— Он уже это сделал.

— И ты все еще хочешь, чтобы я ими занимался?

— Да.

— Скажи, — чародей вздохнул и устало потер глаза, — ты все, хм, делаешь так, как от тебя ждут?

Сигиец посмотрел на Ротерблица, наверно, даже с удивлением, если бы в нем отражались хоть какие-то эмоции.

— Да, — сказал он. — Для этого меня создали.

Пиромант сел на ящик.

— Ну и что мы имеем? — подпер он отяжелевшую голову. — Хм, ты убил шестерых жандармов, мы с хэрром Бруно еще двоих, надеюсь, не жандармов. Еще один с большой охотой отравился во славу революции. Итого, девять человек. Неплохой, хм, результат для одной ночи. Вот только что это нам дает?

— Ты узнал, где искать Жана Морэ, — сказал сигиец.

— Разве?

— Гирт ван Блед это знает.

— А вот я не знаю, где Гирт ван Блед! — раздраженно бросил Ротерблиц.

— Знаешь.

— Откуда бы? Уж скорее этот, — пиромант кивнул на труп, — знал… хм, знает.

— Нет. Гирт ван Блед сам назначает встречи со своей группой. Всегда в разных местах.

— Хм, так я и думал. Мы тоже всегда встречались в разных местах. Хотя… — Ротерблиц почесал кончик носа. — Хм, мы частенько виделись в одной риназхаймской забегаловке. Зовется безвкусно и глупо — «Мутный глаз». Но толку? Не думаешь же ты, что ван Блед настолько, хм, туп, чтобы появиться там? Особенно теперь.

— «Мутный глаз», — повторил сигиец, покосившись на Бруно. Маэстро страдальчески вздохнул.

Ротерблиц покачал головой и махнул рукой, но вдруг усмехнулся:

— Знаешь, хм, куда как проще врываться в каждый дом и вежливо спрашивать «Не здесь ли прячется магистр ван Блед?»

Сигиец немного помолчал с таким видом, будто серьезно обдумывал этот план действий. Затем сказал:

— Нет. Это займет уйму времени.

* * *

Они расстались ближе к утру. Когда Ротерблиц взглянул на часы, стрелки начали отмерять пятый час. Скоро начнет светать.

Чародей направился к себе домой, сделав большой круг. Он очень устал, а еще терзало нехорошее предчувствие. В какой-то момент даже посетила мысль взять с собой сигийца, однако Франц все же отказался. Все-таки ему не хотелось, чтобы Финстер — или как там его зовут на самом деле, если вообще хоть как-то зовут — узнал адрес квартиры. Просто так становилось хоть немного спокойнее.

Когда он выходил на улицу, где жил, то не сразу и понял, что слишком уж светло. Только почувствовав запах гари и дыма, поднял отяжелевшую голову.

Горел дом. Именно тот дом, именно тот этаж и именно та квартира, где Франц Ротерблиц прожил последние полгода. На улице столпились полуодетые люди. Царили суета, шум, гомон взволнованной толпы. Отдельные голоса требовали воды. Другие матерились. Третьи требовали, чтобы немедленно материализовалась пожарная служба. Пронзительно вопили женщины. Ревели дети. Кто-то из толпы пытался кого-то удержать.

Чародей остановился. Перед глазами вдруг возникла картина переворошенной, разгромленной квартиры: вывернутый шкаф, опрокинутый стол, разрезанный матрас, содранные обои, вскрытый паркет… Двое, почему-то именно двое грабителей со скрытыми масками лицами, которые искали обязательный тайник, в растерянности и злобе стоят посреди комнаты. Складывают в кучу разломанную мебель, заливают ее маслом, зажигают спичку и со злодейским смехом кидают в сложенный костер. Просто потому, что им так захотелось. Просто потому, что злодеи обязаны совершить что-нибудь бессмысленное, но злодейское.

Ротерблиц потер глаза.

Ну и ладно, зато вещи не придется собирать, подумал он, развернулся и зашагал вверх по улице.

* * *

Гаспар спал на кушетке не лучшего, но все-таки одного из лучших номеров гостиницы «Империя», вполне достойного ее светлости Даниэль Авроры Генриетты де Напье и ее кого-то там Жозефа ля Фирэ. Или не так? Гаспар не соображал спросонья. Он вообще не понимал, что его заставило проснуться. Какой-то назойливый, навязчивый звук, пробивающийся в сознание. Звук, где-то на грани восприятия. Может, продолжение сна? Да, ему что-то снилось. Что-то связанное с музыкой. Или не связанное, но неясный звук гармонично вписался в сон, стал неотъемлемой его частью…

— Да ебать тебя неловко! — послышалось хриплое, недовольное ворчание. — Выруби эту хуевину!

Это уже точно не могло присниться. Гаспар слабо представлял себе тот кошмар, главным ужасом которого стал бы Эндерн.

Менталист заворочался, все еще не понимая, что это за звук и где его источник. И вдруг его осенило, но вяло и слабо, как могло осенить только человека, который спал и не собирался просыпаться еще несколько часов.

Гаспар рассеянно похлопал себя по карману жилетки, запустил в нее руку, извлек восьмигранную коробку вокса, едва не выронив. Незатейливая мелодия музыкальной шкатулки стала четче и громче.

Гаспар открыл крышку, прерывая мелодию. Поднес вокс к лицу, едва не ударив по зубам.

— Напье! Напье! — заскрипел из него механический, трескучий