его многопудовой палицы содрогнулись не только дубовые створки, но даже окованные железом, прочно вбитые в землю, тяжелые вереи.

— Ну и силища! — с уважением проговорил Чурила, вместе с товарищами подпиравший ворота изнутри. — Чисто Перун-громовержец.

— Скорей Леминкянь у входа в Похьелу! — отозвался Хеймо. — Чтоб ему также сгинуть, став рыбой Туони. И что только честолюбие делает с людьми!

— Ох, братцы, не выстоять нам против него! — горестно простонал, заламывая руки, Сорока. — Как пить дать, он здесь нас всех порешит!

— Пусть сначала войдет! — усмехнулся в пушистые усы Гостислав, которому отсутствие руки хоть и мешало взять лук, но отнюдь не препятствовало распоряжаться на забрале. — Не знаю, что у него за палица, но простым оружием эти ворота не разбить! Дуб для створок сам Арво Кейо выбирал! Он же ковал засовы с петлями и заговаривал вереи!

Хотя Тойво, пробегавшего мимо с охапкой стрел, весьма порадовала вера в безграничное могущество его вещего деда, прозвучавшая в словах Гостислава и написанная на лицах Тешиловских воинов, трусливые речи Сороки возмутили отрока до глубины души. Да как он может! Кто думает о поражении, считай, что уже проиграл. Еще накаркает, безмозглый! Впрочем, поразмыслить об этом отрок решил попозже: его ждали товарищи на валу.

К тому времени, когда Тойво туда вернулся, битва там разворачивалась не на шутку: часть воинов продолжали отстреливаться, в то время как другие, закинув луки за спину, сменили их на копья, а то и просто крестьянские вилы, которые использовали для того, чтобы сталкивать вниз тех, кого не достали стрелы. А если и это не помогало, в ход шли топоры и мечи, и здесь равных не знали Инвар и его товарищи руссы.

Отчаянный, как и его наставник, молодой урман неизменно находился в самой гуще схватки, там, где мужество защитников подвергалось наиболее суровым испытаниям. Он рубил и колол, не ведая устали, одерживая верх не только над кромешниками без роду без племени, но и над хазарами. С последними юноша дрался с особенным ожесточением, мстя за свое сиротство и раны наставника, подавая другим ратникам пример.

— Ребята, не робейте! — подбадривал он сражавшихся с ним бок о бок землепашцев-рядовичей, которым ратную науку приходилось осваивать буквально на ходу. — Сбрасывайте их с валов, ломайте им хребты! Будете их жалеть, они вас точно не пожалеют! Бешеной собаке рубят хвост по самые уши! За нами Правда и светлейшая княжна! Тот не достоин свободы, кто не умеет за нее постоять.

И они бросались вперед и поддевали врагов на вилы, как это много раз проделывали со снопами сена в летнюю страду, и рубили их, точно лес в середине зимы, очищая от деревьев место для пашни. И даже княжьи холопы, в участи которых смена хозяев ничего нового вроде бы и не несла, сражались наравне со свободными людьми, ибо тот, кто погибнет в бою, в следующей жизни родится воином. И точно одна из легендарных валькирий в доспехе, подаренном князем Всеволодом, с обагренным кровью мечом по валу носилась удалая поляница Войнега.

Всеслава-княжна и новгородская боярышня не брали в руки меч, не имели нужды скрываться от летучих стрел, надежно укрытые толстыми стенами детинца, но их стойкости и выдержке могли позавидовать иные мужи.

— Во имя Отца и Сына… — приговаривала боярышня Мурава, накладывая тугие повязки, унимая добрыми снадобьями руду кровь.

— Святый Боже, Святый Крепкий… — возглашала она, вырезая из человеческого тела наконечники стрел, скрепляя переломленные в горниле битвы кости.

— Иже херувимы! … — заклинала она, склоняясь над такими ранами, которые и вещий дед Арво счел бы безнадежными.

Всеслава-княжна и другие женщины помогали ей.

Те из раненых, которые могли держать оружие в руках, получив необходимую помощь, возвращались к воротам или на валы. Прочие оставались под защитой детинца, где боролись с болью и ждали новостей.

И новости не замедлили появиться, вселяя надежду. Именно Тойво, которому малолетство помешало принять полноценное участие в рукопашной, выпала честь их принести:

— Отступают! — громче дедовского вещего бубна провозгласил он, проворной птицей влетев с улицы в подслеповатый полумрак столетнего дубового сруба.

В самом деле, отчаявшись разбить заговоренные кудесником ворота, потеряв на валах не менее двух десятков своих людей, Ратьша скомандовал отбой.

— Что? Съел?! — прокричал вслед Мстиславичу Сорока, приплясывая и подпрыгивая на забрале на манер птицы, в честь которой получил свое прозвище.

— Хвала Велесу, кажется, обошлось, — провел единственной рукой по взмокшему лбу Гостислав.

— Я бы не обольщался на этот счет, — покачал всклокоченной светловолосой головой Инвар. — Они что-то замышляют!

— В самом деле! — поддержала его взошедшая на забрало княжна. — Братец Ратьша, если что задумал, ни за что не отступит.

И точно. Немного отдышавшись и подсчитав потери, люди Мстиславича стали готовиться к новому приступу. Судя по всему, потерпев неудачу у ворот, Ратьша на этот раз собирался ударить с закатной стороны, где вал в последние годы обветшал и просел, после нынешней снежной зимы став почти пологим. Смотритель крепости как раз собирался в ближайшее время его подновить, да холода помешали.

— Вот, собака, углядел-таки! — в досаде выругался Гостислав, спешно предпринимая меры, чтобы усилить оборону на этом направлении: возводить какие-либо укрепления он уже не успевал, поэтому просто решил сосредоточить там большинство воинов.

— Зря сотник уводит людей от ворот! — озабоченно поделился с княжной провожавший ее в детинец Инвар. — Мстиславич коварен, как вана Локи!

— У Гостислава нет выбора. У него слишком мало воинов, — вздохнула Всеслава. — Скорей бы уж твой наставник с Нежданом приезжали!

Тойво подумал, что окажись в Тешилове Незнамов сын да Хельги Лютобор, они бы и втроем с юным Инваром сумели оборонить град. Примерно так, если верить руссам, дело обстояло в Ираклионе. Но, увы, и Хельги, и Неждан находились от Тешилова в нескольких днях пути, а Инвар, хоть и стоил в бою десятерых, распоряжаться в чужом граде не смел.

Пока, впрочем, Ратьша медлил. Его люди ладили лестницы и другие приспособления для преодоления валов и стен, лениво постреливали из луков, но более активных действий пока не предпринимали.

— Чего он ждет? — недовольно перебросил из руки в руку топор Хеймо. — Мочи уж нету здесь торчать!

— Измором решил взять! — пробасил Сорока. — Как того русса зимой.

— Ну, с руссом у него не очень-то вышло! — заметил, спуская с тетивы очередную стрелу, Чурила. — На всю жизнь память осталась! Против Правды не попрешь!

Тойво, слышавший этот разговор, высунулся с вала, чтобы не без злорадства полюбоваться новым обликом Мстиславича. Однако, глянув на вражий стан, Ратьши там не обнаружил. Куда он мог подеваться, нешто Велес его в исподний мир забрал?