Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рембрандт ван Рейн. Возвращение блудного сына. 1662. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Рембрандт ван Рейн. Блудный сын в таверне. 1635. Галерея старых мастеров. Дрезден
Но вот снова померкли краски пейзажа. Только в темных водах канала дрожали затерявшиеся блики света.
Рембрандт поднял шляпу, вытер лицо и зашагал к городу. Наутро дилижанс мчал молодого художника в Амстердам. Это был 1631 год.
Мастерство молодого Рембрандта из Лейдена уже давно замечено публикой и художниками.
«Этот гений – прямо от сохи, – пишет один из современников. – Если мы спросим, у кого он учился, то узнаем, что родители из-за отсутствия средств могли дать ему лишь самых обычных учителей. Так что юноша обязан всем только себе… Заслуживает порицания его отказ посетить Италию, где бы он мог достичь вершины искусства, но он утверждает, что, будучи в расцвете сил, не имеет для этого времени».
Рембрандт не послушал ничьих советов. Он рисовал и писал как одержимый.
В Лейдене молодой художник создает картины, которые сделали бы честь зрелому мастеру. С редкой силой он раскрывает в них свое могущественное владение светом. Его «Христос в Эммаусе» сочетает таинственность сюжета с абсолютно реальными средствами решения.
Реальность и сказка. Обыденность и неудержимый полет фантазии. Откуда это у простого парня?
Долгий зимний вечер. За окном метет вьюга. На чердаке старого дома стонут балки, и слышно, как на крыше скрежещет ржавый флюгер. Как славно тогда сидеть у жарко натопленной печи и слушать рассказы соседа-моряка о далеких чудесных краях, где бушуют горячие бури, где мимо древних храмов и роскошных пальм проходят караваны слонов, груженных драгоценными тканями, пряностями и золотом.
Неторопливо, как ручей, журчит рассказ, вьется дымок из диковинной трубки старого матроса, злыми огоньками горят глаза обезьяны, сидящей у него на плече.
На миг затихает метель, раздается уютная песнь сверчка. Поблескивают чисто вымытые изразцы печи, звякают тяжелые фаянсовые кружки с крепким пивом.
Широкоплечие, с покрасневшими потными лицами, сидят горожане. Они-то знают цену болтовне старого бродяги; довольно усмехаясь, подливают пиво в его быстро пустеющую кружку, кормят орехами обезьяну.
А моряк продолжает рассказ. В пламени свечи его темное, обветренное лицо с запавшими глазами, глубокими морщинами на лбу и с провалом беззубого рта похоже на античную маску. Он не слышит смеха соседей, он сейчас там, за стеной ураганов и тайфунов, в стране обетованной.
Эти рассказы юный Рембрандт запомнил на всю жизнь. Они оставили у него неизгладимую любовь к таинственному Востоку, к легендам и сказке, сотканным из правды и вымысла.
Простой уклад в доме мельника не мешал ему жить в мире грез. Бродя по берегам, заросшим осокой, забираясь на мельницу, слушая мерное посапывание тучных коров, мальчик мечтал о полуденных странах. А когда повзрослел и стал рисовать, соседи смеялись над ним.
Но Рембрандт был упрям. Он искал свое солнце, превращающее простую дорожную пыль в золото, крестьянку – в царицу, а немощного старика – в пророка. И он нашел свое солнце. Оно зажглось в очарованной душе.
Вглядитесь в «Автопортрет», написанный в 1627 году. Художнику еще нет и двадцати двух лет. На нас глядит парень с крепкой мужицкой шеей. На его энергичном добродушном лице пытливые, острые глаза. Превосходно вылеплен этот портрет, он как бы облит мерцающим светом. Манера письма Рембрандта уже глубоко индивидуальна, его мазок уверен, полон силы, он лепит форму сочно, словно следуя совету Иорданса: «Надо весело класть краску». И он пишет широко, густо. Вот что писал архитектор XVII века Мансар: «Картины Рембрандта перегружены красками, он редко сливал краски, накладывая их одна на одну и не смешивая».
Откуда было знать Мансару, что Рембрандт предвосхитит живопись импрессионистов XIX века? Недаром Рембрандт всегда просил заказчиков повесить картины таким образом, чтобы зритель мог рассматривать их с далекого расстояния.
Рембрандт был необычайно темпераментным живописцем. Овладевавший им порыв заставлял его порой писать на холсте сразу, без обычной подготовки, без рисунка. Это новаторство было возможно только при феноменальном владении формой.
Живописная поверхность холстов Рембрандта неповторима. Там, где свет, – его картины нагружены до отказа, зато в тенях – тончайшие лессировки. Эта разнообразность фактуры придает неповторимую свежесть его живописи, объемность. Рембрандт писал красками особой плотности – густым красочным тестом, которое он наносил то кистью, то мастихином, то просто пальцами. Писал на лаке особой консистенции, напоминающем густой мед.
Посмотрите внимательно на «Портрет жены брата». Он написан в 1654 году. Лицо и руки будто выложены из тончайшей цветной мозаики. Кисть художника трепетно лепит форму, отмечая самые тонкие нюансы. Но, несмотря на блестяще прописанные даже второстепенные подробности, как превосходно выявлен характер!
Рембрандт ван Рейн. Даная. 1636. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
По глубине характеристики, колориту и артистичности письма портрет – одна из вершин мирового искусства. Но не только эти достоинства делают живопись Рембрандта единственной и неповторимой. Его творения отличает мерцающий свет, пронизывающий весь холст. Не контур, не сухая моделировка, а свет и только свет – хозяин картины.
Портрет как будто предельно статичен. Полностью отсутствуют эффектность, поза, жест. Однако с какой потрясающей силой ведет немой разговор со зрителем эта старая женщина!
Рембрандт по-своему понимал законченность холста. Он говорил: «Картина закончена, как только художник осуществил в ней свое намерение». Рембрандт всегда остро чувствовал эту сверхзадачу. Хоубракен пишет: «Рембрандт смог замазать прекрасную Клеопатру, лишь бы заставить сильнее блестеть одну-единственную жемчужину».
Живопись Рембрандта покорила Амстердам, слава художника росла. Он работает без устали. Создает десятки портретов, композиций, сотни рисунков и офортов. Его окружают многочисленные ученики и друзья. Вскоре он женится на Саскии ван Эйленбурх – дочери амстердамского патриция. Небосвод его судьбы очистился, на нем – ни облачка.
Рембрандт ван Рейн. Автопортрет в горжете и кепке. 1639. Галерея Уффици, Флоренция
Рембрандт верил в волшебную силу своего дарования: он верил в могущество своей кисти и позволял себе нарушать многие каноны чопорного мира амстердамской знати. Этот мир, сегодня славящий его светлый дар, жестоко отомстит ему завтра.
Его «Автопортрет с Саскией на коленях» – отражение упоения жизнью, радостью бытия, пожалуй, самый безмятежный шедевр Рембрандта ван Рейна. Он поднимает тост за удачу и бросает вызов своим недругам.
А недоброжелателей у него хватало. Вот что пишет о нем итальянец Бальдинуччи: «Он был чудаком первого сорта, который всех презирал… занятый работой,