Если команда «купца» не собиралась сражаться, преследуемое судно делало предупредительный выстрел из пушки и спускало флаг; тогда с корсара отряжали нескольких человек под командованием офицера, чтобы завладеть кораблем. Жертва могла сдаться без боя в трех случаях: если это был торговый корабль, не имеющий возможности защищаться, если его экипаж был слишком напуган или из тактических соображений — чтобы бой состоялся на уже захваченном судне. Последний случай может вызвать удивление, но все дело в «вывертах» закона о кораблях, захваченных корсарами: если команде удастся отбить судно, то и оно, и груз не возвращаются к прежним владельцам, а переходят в собственность отважных моряков. Капитан корсаров, поставленный перед необходимостью доставить в порт два корабля силами одной команды, порой был вынужден прибегнуть к услугам плененного экипажа, выделив для присмотра за ним небольшую охрану. Принимались и другие предосторожности: порох на захваченном судне смачивали водой, пушки заклепывали, но стоило ветрам разнести подальше друг от друга пленника и конвоира, как ситуация могла резко измениться.

Луи Гарнере, в XIX веке бывший корсаром и затем прославившийся как художник-маринист и писатель, рассказывает в своих воспоминаниях, как однажды английский капитан, сдавшийся без боя, поднялся на борт французского корабля и, увидев, что французов очень мало, заявил, что, знай он об этом, сражался бы и не сдался. На это капитан корсарского судна предложил ему вернуться на свой корабль и вступить в бой. Англичанин побледнел и не стал настаивать на своем.

Капитаны Мишель Андрессон и Бруаж, входившие в эскадру Лоренса де Граффа, захватили в мае 1684 года два голландских торговых корабля, принадлежавших Вест-Индской компании, которые шли из Кюрасао. Не обнаружив в трюмах ничего стоящего, они уже собирались отпустить их с миром (Голландия на тот момент была нейтральной державой, и корсары французского короля вообще-то не должны были обижать ее граждан), но тут раб, сидевший в трюме, выдал им тайну: корабли везут из Картахены в Испанию 200 тысяч экю золотом и серебром, а на борту находится наместник епископа Гаваны. За священника вполне можно было взять выкуп в полсотни тысяч экю, поэтому Андрессон приказал доставить к себе на борт и золото, и прелата. Голландские капитаны начали возмущаться, тогда Андрессон вызвался сразиться с ними обоими, в присутствии Бруажа в качестве судьи поединка, но если он победит, то возьмет себе не только груз, но и корабли. Голландцы предпочли отступиться.[50]

Возникали и прямо противоположные ситуации. Например, в 1592 году 42-летний Джон Дэвис, командовавший небольшим кораблем «Черная смерть», атаковал у выхода из Магелланова пролива в Атлантику галеон «Инфанта», везший золото из Перу в Испанию. В борт галеона уже вцепились абордажные крючья, как вдруг Дэвис заметил военный эскорт из трех кораблей. С трудом отцепившись от своей добычи, «Черная смерть» на всех парусах устремилась в открытое море. На третий день впереди показалась скалистая гряда, которую было невозможно обойти, а испанцы неотступно следовали за пиратами. По счастью, ветер стих и спустился туман; команда пересела в шлюпки, отбуксировала корабль к берегу и укрыла его за скалами. На камнях англичане намеренно разбросали доски, запасные мачты, обрывки парусов и разбитую шлюпку. Испанцы решили, что пираты потерпели кораблекрушение, и повернули назад.

Голландцы, искусные мореходы и отважные солдаты, предпочитали делать ставку не на героизм, а на военную хитрость: они не имели себе равных в искусстве засад, и одна из амстердамских компаний использовала свои суда только для этой цели. Тем же приемом пользовались баскские корсары из Гипускоа и Бискайи: они хоронились у самого входа в крупный порт Биль-бао, где подстерегали добычу. Знаменитый капитан из Сан-Себастьяна Агустин де Аризабало в 1б58 году перехватывал там все торговые корабли — французские, голландские, португальские, — так что в результате городские власти даже подали на него жалобу.

Флибустьеры и пираты тоже не дремали. Бартоломью Роберте, ставший пиратом в 1719 году, менее чем за четыре года захватил более четырехсот кораблей; его «охотничьими угодьями» была вся Атлантика.

Пираты часто приближались к жертве под видом торгового судна, терпящего бедствие, а затем вдруг поднимали черный флаг и бросались на абордаж Но всех хитрецов перещеголял французский корсар Жан-Батист Эбер, уроженец Акадии, вынужденный покинуть родину и проведший семь лет в Ливерпуле в качестве военнопленного, а потому имевший большой зуб на англичан. В 1780 году, когда он крейсировал на своем «Ястребе» у английских берегов, вблизи плимутской бухты его перехватил английский военный корабль. Эбер быстро замаскировал свой корабль, под каботажное судно: спрятал пушки, велел экипажу укрыться в трюме, оставив на палубе только четырех человек. Когда 74-пушеч-ный английский сторожевик велел ему остановиться, Эбер не моргнув глазом объявил себя англичанином и попросил о сопровождении (его безупречный английский, приобретенный в плену, не вызвал никаких подозрений). Шесть часов (!) Эбер шел под эскортом английского корабля, пока не приблизился к торговому каравану противника. В самый неожиданный момент он обнаружил свою истинную сущность, и мощный крик «Да здравствует король!» обратил в бегство четыре корабля сопровождения. Эбер захватил два судна с грузом, оцениваемым в 200 тысяч ливров, и привел их в свой порт приписки — Морлэ. За «умное поведение, ловкость корсарского капитана и мужество солдата», проявленные на службе Его Величеству, он получил наградную шпагу.

Наименее рискованным способом завладеть сокровищами испанцев было поднять со дна галеоны, затонувшие в Карибском море возле окруженных рифовыми отмелями Багамских островов или Эспаньолы либо вблизи Портобело и Веракруса. Но делать это надо было быстро, пока остовы кораблей не обросли кораллами. Искать клад по прошествии многих лет было хлопотно и трудно. В истории сохранилось имя Уильяма Фиппса, корабельного плотника из Бостона, которому удалось поднять часть сокровищ с затонувшего «серебряного» галеона «Пресвятая Дева». Это получилось только со второй попытки, в 1686 году, через 45 лет после того, как галеон налетел на рифы у Багамских островов. Экспедиция финансировалась английским королем Яковом II: Фиппс не решился поделиться своими планами с Морганом или другими авантюристами с Ямайки. Поиски, которые велись силами ныряльщиков-индейцев, безуспешно продолжались несколько месяцев; провиант подходил к концу, питьевая вода загнила, люди измучились. Наконец Фиппс решил возвращаться, признав свое поражение, и объявил о таком решении офицерам двух кораблей, находившихся под его командованием. При этом он с досады топнул ногой; от удара из-под стола выкатился кусок коралла странно правильной формы, в котором, как оказалось, была заключена деревянная шкатулка с золотыми и серебряными монетами. Индейца, доставившего этот «сувенир» на борт, немедленно отправили обратно в море, и он принес слиток серебра, покрытый толстым наростом из моллюсков. После этого Фиппс лично спустился под воду в водолазном колоколе собственной конструкции, из дерева и свинца, в котором можно было находиться четверть часа. За три месяца напряженной работы удалось поднять 30 тонн серебра и множество ящиков с золотыми и серебряными монетами. Когда водолазы обессилели, в ход пустили крюки и «кошки», но вскрыть палубы, покрытые коралловым панцирем, не получилось. Едва корабли с драгоценным грузом отошли от опасных рифов, как за ними погнался французский корсар «Гуар», прославившийся на Антильских островах своими дерзкими набегами. Погоня продолжалась весь день. Два английских фрегата искусно маневрировали, ловя попутный ветер, но оторваться от быстроходного корсара удалось только вечером, когда на море усилилось волнение, а шквалистый ветер понес корабли к скалам банки Мушуар. Фиппс приказал изменить курс и укрыться у северо-восточной оконечности банки. Утром корсар исчез. Не менее счастливо избежав встречи с алжирскими пиратами, промышлявшими в Ла-Манше, Фиппс вернулся в Англию, где король посвятил его в рыцари.