что после консультации мы поедем смотреть дом. Я еще его не видел, только фотографии. Последняя поездка перед сделкой. Капуцине не терпится. Она чувствует, знает, что это наше место.

Глава 86

Я научился танцевать

Я, мышка, без прикрас

Хочу сказать сейчас:

Всё кончено у нас.

Устал бессменно ждать,

Надеяться, страдать,

Учусь я танцевать.

Ты, словно свет во тьме,

Была причиной мне,

Чтоб жить в пустой тюрьме.

В душе храню секрет,

Желаний жарких след,

Но не спешу вослед.

Желаю быть свободным

И женщине угодным

В союзе благородном.

Теперь я буду смелый,

Вновь мудрый, может, зрелый,

И лист открою белый.

Глава 87

Они приехали

Я стараюсь зацепиться за что-нибудь взглядом, чтобы не закрыть глаза, держаться, не проваливаться, дождаться помощи. Сейчас пришлют спасателей, скорую, вертолет. Я думаю о дочках, о Капуцине, которая ждет дома, мне хочется позвонить ей. Сказать, что мы выберемся, что я просто уснул и мне снится дурной сон. Я зову жену.

Рашель не отвечает.

Я медленно считаю до десяти, до пятидесяти, до ста. Считаю, чтобы держаться. Первая машина уже близко, сейчас приедут, я вот-вот услышу сирену. Тень, которая смотрела на меня через стекло, куда-то исчезла. Может, после такого шока кажется, что время идет медленнее? Сто пятьдесят. Я думаю о маленьких пациентах, которых вчера оперировал. Натан, дефект межпредсердной перегородки; малышка Эмма, стеноз легочной артерии. Двести. Шарля я должен оперировать в понедельник, полная форма открытого атриовентрикулярного канала. Сложная операция, я должен быть в полном порядке. Двести пятьдесят.

Я чувствую, как дыхание становится все более поверхностным, легкие словно плавают в жидкости. Боль в груди усиливается с каждым вдохом. У меня уже не получается звать Рашель. Я сбился со счета.

Я умру. Я это знаю. Чувствую. Я застрял на заднем сиденье искореженной машины, и я умру. Я только хочу знать, жива ли жена. Выкарабкается ли она. Катрин продолжает стонать.

Рашель не отвечает.

Я постепенно отключаюсь и куда-то плыву. Мое тело словно обернули в вату, мне трудно держать глаза открытыми. Я делаю последнее усилие и вижу, как вокруг меня повсюду пляшут голубые огоньки. Они приехали.

Глава 88

Преображать

Капуцина смотрит на Оскара.

В левой руке она держит теменную кость, в правой – письмо.

Она дышит спокойно.

Оскар помогал ей выстоять все эти годы, поддерживать связь с отцом, продолжать его дело, привыкнуть к его отсутствию, сохранив какую-то часть его рядом с собой.

Она встает, засовывает конверт в черепную коробку, вставляет последнюю кость, прикрепляет ее маленькими тонкими винтиками и отходит на два шага.

Ну вот.

Все готово.

Отец может уходить.

Он здесь навсегда.

Папа,

мне столько всего нужно тебе рассказать. Все то, что я не осмеливалась и что не успела. Мне тебя очень не хватало все эти годы. Я держалась. Адели была такой маленькой. Я злилась на нее, это плохо. Мне хотелось бы извиниться за те мысли, за свою обиду, за те минуты, когда я проклинала тебя и Рашель, родивших этого ребенка. Она не была моей дочерью, я получила ее в наследство. Я не выбирала. Так произошло. И в то же время я так сильно ее любила.

Авария меня заморозила. Заставила сидеть в темном углу и ждать, когда пройдет время и Адели вырастет. По-настоящему я сломалась одиннадцать лет спустя. В самый подходящий момент. Потому что в восемнадцать лет я бы не смогла так быстро прийти в себя, не встретила бы тех же людей и не осознала определенные вещи. Вообще хорошо, что я в итоге сорвалась. Кто знает, сколько еще я бы протянула в автоматическом режиме с той ночи, когда случилась авария? Я прошла большой путь, держась за своего психотерапевта, как за поручень, и за твои тетради. Я лучше узнала тебя, я поняла, как сильно ты меня любил, как сильно любил Адели. И как сильно я хотела, чтобы ты мной гордился. Какие стратегии выработала, чтобы существовать. Существовать для тебя вдвойне, раз я не существую для мамы. Я не могла пойти на такой риск – разочаровать тебя, меня мучил дурацкий страх, что ты тоже меня бросишь. Я решилась прочитать твои записи и поговорила с дядей. После того как он рассказал мне о пчелином рое и о моем детском увлечении пчелами, во мне проявилось то глубинное, что психотерапевт Адриана называет глаголом жизни. Я наконец нашла свой. Я долго думала, что это – «лечить». Но это – «преображать». Превращать во что-то более прекрасное. Пыльцу – в мед. Старое заброшенное здание – в гостеприимный дом, куски дерева – в ключичные или подвздошные кости. Потому что мне удалось преобразить смерть в силу жизни.

Возможно, именно эта сила жизни позволила мне встретить Адриана. Он бы тебе понравился. Мы понимаем и дополняем друг друга. Мы связаны, как парные предметы, которые по одному бесполезны. Нужно два глаза, чтобы видеть рельеф, две руки, чтобы аплодировать, две чаши весов, чтобы установить равновесие. Два предсердия и два желудочка, чтобы билось сердце. Наши тела притягиваются друг к другу, как два магнита, и успокаивают друг друга, как два друга.

Он появился ровно в тот момент, когда все рушилось, – как ангел-хранитель, который спасает утопающего за секунду до того, как вода заполнит легкие. Как Кларенс в фильме «Эта замечательная жизнь». Может, это ты мне его послал оттуда, где ты сейчас. Я представляю, как ты направляешь скальпель хирурга, когда он в затруднении, как стоишь за плечом Адели, когда она сомневается. Как дышишь на сердечки новорожденных, которые забывают дышать сами. Рядом с Рашель, которую так любил. И рядом со мной. Везде, всегда, просто по-другому.

Хотелось бы тебе звонить, когда грустно, когда я не знаю, что делать, когда страшно. Хотелось бы как раньше слушать твои истории о спасенных малышах, потому что это было как бальзам для моего сердца. Оно работало исправно. Разве что колотилось из-за всяких глупостей.

Сейчас мне хочется, чтобы оно билось ровно, ради правильных людей и правильных целей.

Дом стал для меня слишком велик. Он больше подойдет для семьи, для детей. Он должен быть наполнен шумом, гамом, криками, смехом, играми, радостью. Я выставила его на продажу. Оскара я, конечно, заберу. Мне разонравилось жить в городе. Знаешь, папа, мне кажется, я устала от людей, от этого стада, о котором я говорила доктору Дидро, от всех этих материалистов, оппортунистов, пофигистов, эгоистов. Я мечтаю о гуманизме, чуткости, простоте. О том, что ты воплощал в моих глазах. Ты держал в руках человеческие жизни, ты относился к делу серьезно, ты никогда не жаловался. Ты знал, что такое сообщать членам семьи трагические новости, и умел радоваться с теми, кого коснулось чудо. Я хочу вырваться из этого потока грустных озлобленных людей, которые думают только о себе и настолько заняты своими мелкими заботами, что забывают о крупных.

Адели борется за планету – и правильно делает. Она задает хорошие вопросы. Мне кажется, она состоялась. У меня нет ее силы, задора и смелости. Я хочу оставаться в тени, никому ничего не быть должной, хочу, чтобы обо мне забыли.

Я нашла заброшенный рай в одной горной деревушке. Земля недорогая. Нам места хватит. Да, нам. Адриан будет мне помогать, и у него есть своя задумка. Предстоит огромная работа, но нам хочется работать, потому что мы живые.