сентября они взяли станицу Краснокутскую, сразу же расстреляв несколько пойманных продработников. В Вёшенской начали готовить к эвакуации все окружные исполкомы и отряд милиции – в нём было всего 60 человек, да и те без лошадей. В Каргинской тоже переполошились: воевать с Махно имеющимися силами не было ни малейшей возможности.

21 сентября отряд Махно подошёл к станице Боковской и дал бой 204-му Сердобскому полку – всё тому же, что фигурирует в романе «Тихий Дон». Красноармейцы этого полка разметали сотню Павла Дроздова и казнили его самого. Мы здесь неизбежно вспоминаем поражение Петра Мелехова и его убийство. В этот раз Сердобский полк был разбит в пух и прах: погибли командир полка, комиссар, все политруки батальонов, все командиры рот, около трёхсот бойцов. Взятые в плен были порублены. В Каргинской, зарыв по дворам исполкомовские документы, Чукарин и все члены исполкома ушли за Чир в левады и терновники. Михаил остался в станице: он продработником официально не значился и прятаться не посчитал нужным.

22 сентября в Каргинскую вслед за разведкой вошёл отряд Махно и стал табором возле Кирюшкиного ветряка. Шесть тысяч человек, три сотни пулемётных тачанок. Штаб Махно определил себе место в многострадальном доме отца Виссариона.

Махновцы разграбили исполком, забрав деньги, предназначенные для выплат пособий инвалидам войны и семьям красноармейцев. Сбили замки на мельничном дворе с сараев, где хранился хлеб, собранный по продовольственной развёрстке. Сколько необходимо было на их шеститысячный отряд – забрали, остатки же разрешили вывезти станичникам. За час сараи опустели.

* * *

Бытует история о том, что Шолохов был пленён и доставлен к Махно на допрос.

Есть целая россыпь версий того случая. Корреспондент «Правды» и хороший знакомый Шолохова Кирилл Потапов уверял, что Михаил Александрович в числе каргинской милиции участвовал в бою с махновцами и попал в плен. Той же версии придерживался Виктор Гура. Литературовед Константин Прийма писал, что сопровождавший обоз с хлебом Шолохов был схвачен возле Каргинской. В беллетризованной шолоховской биографии Андрея Воронцова Махно является в помещение кинотеатра «Идеал», когда Михаил выступает на сцене.

Увы, все эти версии ничем не подкрепляются.

Шолохов не участвовал в бою (там порубили всех пленных), не сопровождал обоз (какие обозы, когда каргинское руководство прячется в левадах) и уж тем более в тот день не было никаких спектаклей.

Согласно версии литературоведа Петра Чукарина, Шолохова задержали в Каргинской в числе местных активистов, погнали на соседний хутор, но, узнав по дороге, что подросток не продагент и не милиционер, а учитель, его, отхлестав плёткой, отпустили. Что тоже сомнительно, потому что никуда никого из Каргинской в соседний хутор махновцы не гоняли.

Есть версия, согласно которой задержанного Шолохова допрашивал посреди улицы сам Махно, но подростка спасла местная женщина. Она обратилась к батьке со словами: «Что ж ты дитыну губишь? У него ж десь маты е. А в тебе тож маты…»

Услышав родную малоросскую речь, Махно передумал казнить подростка. Тот самый Махно, что не так давно лично зарубил тринадцать пленных красноармейцев.

Беседуя с писателем Василием Вороновым много десятилетий спустя, Шолохов, на вопрос о Махно, ответил: «Как же, допрашивал меня… Кружили тут махновцы по хуторам…»

– Какое впечатление Махно произвёл? – спросил Воронов.

«Шолохов усмехнулся, пригладил усы. Пыхнул сигаретой.

– Невзрачная внешне личность…»

Рискнём сказать, что пыхающий сигаретой и приглаживающий усы, чтоб скрыть улыбку, Шолохов лукавил и валял дурака. Старшая дочь писателя Светлана рассказывала, что на упоминания о его пленении отец реагировал иронически: «Пусть фантазируют». Что, впрочем, не мешало ему в следующий раз запускать очередную утку. Однажды, в присутствии уже знавшей правду дочери, Шолохов на голубом глазу рассказал, что плена не было, а просто он заблудился, зашёл в курень попросить воды, а там – Махно!

…Заблудился в Каргинской, как же. В курень зашёл – а там Махно. Тоже, наверное, заблудился…

Старик любил розыгрыши.

В 1925 году Шолохов написал повесть «Путь-дороженька», описывающую те же, датированные в повести сентябрём 1920-го события. Там главного героя – подростка Петьку, сражавшегося вместе с хуторским исполкомом против махновцев, – берут в плен.

«Провожатый в серой смушковой папахе пошёл впереди. Петька, качаясь, – следом.

Шея горела от волосяного аркана, на лице кровью запеклись ссадины, а всё тело полыхало болью, словно били его долго и нещадно.

Дорогой к штабу огляделся Петька по сторонам: везде, куда глаз кинет, – на площади, на улицах, в сплюснутых, кривеньких переулках – люди, кони, тачанки.

Штаб группы в поповском доме».

(Так, напомним, и было).

«Петькин провожатый присел на крылечке покурить, буркнул:

– Постой коло крыльца, у штабе дела делают!

Петька прислонился к скрипучим перилам, во рту спеклось, пересох язык, сказал, трудно ворочая разбитым языком:

– Напиться бы…»

(Здесь, кстати, возникает упомянутая выше тема жажды).

«Петька поднялся по крыльцу, вошёл в дом. В прихожей над стеной распластано чёрное знамя. Изломанные морщинами белые буквы: “Штаб Второй группы” – и немного повыше: “Хай живе вильна Украина!”».

(Авторская, в духе того времени, фантазия – Махно, как мы помним, никогда не был украинским сепаратистом).

«В поповской спальне дребезжит пишущая машинка. В раскрытые двери ползут голоса. Долго ждал Петька, мялся в полутемной прихожей. Ноющая глухая боль костенила волю и рассудок. Думалось Петьке: порубили махновцы ребят из ячейки, сотрудников, и ему из поповской, прокисшей ладаном спальни зазывно подмаргивает смерть. Но от этого страхом не холодела душа. Петькино дыханье ровно, без перебоев, глаза закрыты, лишь кровью залитая щека подрагивает.

Из спальни голоса, щелканье машинки, бабьи смешки и хрупкие перезвоны рюмок.

Мимо Петьки попадья на рысях в прихожую, следом за ней белоусый перетянутый махновец тренькает шпорами, на ходу крутит усы. В руках у попадьи графин, глазки цветут миндалём.

– Шестилетняя наливочка, приберегла для случая. Ах, если б вы знали, что за ужас жить с этими варварами!.. Постоянное преследование. Ячейка даже пианино приказала забрать. Подумайте только, у нас взять наше собственное пианино! А?»

(Пианино, как мы помним, ячейка забрала не у отца Виссариона, а у Тимофея Каргина.)

«На ходу упёрлась в Петьку блудливо шмыгающими глазами, брезгливо поморщилась и, узнав, шепнула махновцу:

– Вот председатель комсомольской ячейки… ярый коммунист… Вы бы его как-нибудь…

За шелестом юбок недослышал Петька конца фразы».

(Заметим попутно, что отец Виссарион был к тому времени вдовцом.)

«Подошёл низенький, колченогий взводный. От высоких английских краг завоняло дёгтем. Спросил у провожатого:

– Ко мне ведёшь?

– К тебе, велели поскорее!

Взводный поглядел на Петьку сонными глазами, сказал:

– Чудак народ… Валандаются с парнишкой, его мучают и сами мучаются.

Хмуря рыжие брови, ещё раз глянул на Петьку, выругался матерно, крикнул:

– Иди, вахлак, к сараю!.. Ну!.. Иди, говорят тебе, и становься к