Без учителя тяжело: чувствуешь себя оставшимся один на один с нерешаемыми проблемами. Но иногда кажется: он не покинул тебя совсем, заботится о том, чтобы не случилось лишних ошибок, поддерживает своим участием.

* * *

Ещё одним ударом было исчезновение рукописи Акцорина. Об этом рассказали в институте спустя месяц, когда я приехал в Йошкар-Олу.

Неужели труд его жизни пропал?

Да, дипломата не было, однако родственники передали все папки с бумагами Виталия Александровича в архив Марийского НИИ языка, литературы и истории. И его руководители приняли решение передать их мне: вдруг там найдутся черновики, по которым текст можно будет восстановить.

В архиве отобрали всё, что могло относиться к последней монографии. Загрузили в рюкзак. А потом преемник Акцорина на должности заведующего отделом искусствовед Владимир Кудрявцев проводил меня с этой солидной ношей на остановку автобуса. Бумаги Виталия Александровича отправились в дальнее путешествие, в Нижний Новгород.

В них оказалось довольно трудно разобраться: это были перемешанные фрагменты разных вариантов текста, причём нередко в нескольких экземплярах. Для начала не один вечер ушёл на попытки разложить листы в нужном порядке, понять логику построения книги. Но затем дело двинулось: удалось собрать явно самый последний черновой вариант, на основании которого делался чистовик, хранившийся в чёрном дипломате. Оставалось сесть за компьютер и начать набирать текст, который написан был большей частью от руки – главу за главой, с интереснейшими сносками, уводившими к редким, малоизвестным публикациям.

Мысль – штука заразительная. И Акцорин сумел сделать для своей работы двойную, тройную страховку. Он рассказал о ней. И люди хотели знать, что же он оставил им, уходя. Что он нашёл в ходе своих многолетних разысканий в архивах и библиотеках, что открыл, путешествуя по поволжским деревням.

Именно поэтому человек, который бы начал складывать его работу как рассыпавшуюся мозаику, появился бы неизбежно.

* * *

Название «Прошлое марийского народа в его эпосе» – под ним вышел спустя год научный труд Виталия Александровича – автору не принадлежит. К сожалению, его последняя воля автора – как будет именоваться эта книга – так и осталась неизвестной: титульного листа среди бумаг не обнаружилось. Но всё получилось. И спустя год мы привезли в рюкзаках уже не только бумаги, возвращаемые в архив, но и тираж – пусть небольшой.

Сегодня без найденных и описанных фактов, без размышлений Акцорина, не обходится большинство историков, изучающих марийскую древность, специалистов по традиционной культуре народа. Многие из таких выводов, сделанные на фольклорном материале, подтверждаются в ходе дальнейших исследований.

То, что находилось в дипломате Виталия Александровича, не пропало безвозвратно! Его последняя работа нужна в Марий Эл – она помогает разобраться в сложных проблемах истории марийского народа, проясняет наиболее непонятные (притом, что хорошо известные) места в древнем эпосе и просто оказалась интересным и важным чтением для любознательных людей.

* * *

…А может быть, главный миф человечества – это само время?

Кабаниха в «Грозе» Островского причитала, что оно движется всё быстрее. Раньше зима всё тянулась и тянулась, а теперь раз – и пролетела…

Несуразная, бессмысленная, необразованная женщина – рассуждают школьники. Даже смешная.

Но ведь всё так, как она говорит – вот что самое интересное!

Я уже давно замечаю, что время ускоряется. И только недавно понял, отчего это происходит.

Помню бесконечные вечера моего детства – зимние, с берёзой за окном двухэтажного дома на городской окраине. Помню бесконечные зимы. И лета тоже бесконечные…

Так вот, я понял, что прожитое время в человеческом восприятии – величина постоянная. И оно почти одинаково бесконечно для только что начавшего понимать мир ребёнка, как и для прожившего длиннющие годы старика. Именно – почти. Вот эта целая прошлая жизнь и есть то целое, к которому прирастают новые доли, бессознательно отмеряемые от него человеком. Чем короче была эта прошлая жизнь, тем длинней кажется тот небольшой отрезок, в который мы помещены.

Миф – это восприятие мира.

И потому в эпоху детства человечества время тоже двигалось медленно. И боги жили вечно или почти вечно.

А боги – это существа серьёзные. Но не они – мера вещей. И даже не дерево. Эта самая мера, как известно, – всё-таки сам человек.

Может быть, чем быстрее торопится время, тем легче двигаться по нему – хотя бы мысленно – назад. Потому что кажется: от довольно-таки далёких событий до нас – рукой подать, они были совсем недавно.

Мне подарили в конце восьмидесятых годов бесхитростного вида журнальчик жёлтого цвета без картинок. Название у него было простое и убедительное – «Факты».

Даритель сказал, что это довольно любопытная заграничная штука. Там печатают то, о чём у нас не принято говорить в университетах. Это древняя история становления России и русских с привлечением фактов, которые не вписываются в официальную концепцию советской исторической науки. А она ведь не всё может объяснить. И в результате некоторые факты вынуждена замалчивать.

Журнал, сразу видно, был иностранным. Белая плотненькая бумага, на которой у нас подобные издания не печатают. Шрифты, которые были очень непохожи на те, которые использовались отечественными издательствами. Это сейчас компьютер уравнял всё и вся. А тогда сразу было видно, у нас делали или за бугром. Потому что их шрифты ну совсем не смотрелись против наших, просто-таки глазу мешали воспринимать текст. Я читал, в СССР в своё время работали над шрифтами невероятно талантливые дизайнеры. Они создали наиболее физиологичные конфигурации букв – с насечками и без насечек. Эти шрифты были защищены государственным правом собственности на них. Иностранцы пытались к ним подступиться, купить – но они были рассчитаны только на внутреннее потребление.

Округлые, оплывшие импортные буквы составляли фамилию большого знатока русских древностей г-на Владимира Штепы, жившего в Швеции и просвещавшего оттуда своими статьями нас грешных.

Из журнала я узнал, что русской поэзии больше трёх тысячелетий. Но не надо думать, что речь идёт о гениальных народных песнях. Первым большим русским поэтом был Гомер. Вообще, его имя означает, что он был киммериец. А всё киммерийцы, как доказано, – русские. Грекам так понравилась его поэма, что они её перевели на свой древнегреческий. Жалко только, что оригинал куда-то делся. Кстати, троянцы были тоже русские: ну, мы же все понимаем слово «Троя», у него русский корень. С этрусками тоже всё понятно – это русские. И «Москва» – тоже типичное русское слово. Точнее два русских имени, слившихся в него. Вот тут для меня уже возникали какие-то сложности, поскольку, как ни объяснял Штепа, я всё никак не мог уразуметь, что это за русские имена были у князя – Мос и у княгини – Ква.