– Знаю, вы считаете журналистов мерзавцами…

– Да не считаю я никого мерзавцами! – Каролина Флетчер назвала их «животными». – Я и сама, между прочим, журналист. Так что никогда такого не думала.

– В общем, не все мы плохие. Некоторые – это да. Может, даже я. – Заготовленная самокритика. Он явно продумал, что будет говорить. – Но после расследования Левесона мы стали вести себя приличнее. Телефоны не прослушиваем. Даже в двери не ломимся. Просто крутимся поблизости… ждем… живем надеждой… – Тяжелый вздох. На надежду похоже мало, скорее на разочарование. Может, в мыслях эта речь казалась ему более впечатляющей. – Я знаю, что вы пользуетесь черным ходом, – выдает он. – Сегодня, когда парковался, видел вашу дочь с той дамой.

Я резко поворачиваюсь:

– Видели?!

– Не беспокойтесь, я никому не сказал.

– Тонкий расчет? Или шкурный интерес?

– Всего понемногу, – смеется он.

Признание собственного несовершенства и двойственности, чувство юмора… словно бальзам на душу. Ведь все мы не без греха, ни одно наше побуждение нельзя назвать кристально честным и прямолинейным. Вот Клара, например, советовала продать мою историю какому-нибудь писаке – чтобы отделаться от остальных. Интересно, сработает? Кто знает… Можно было бы спросить Элисон Бретт… если бы она проявила хоть чуточку участия. Но, видимо, этого мне не дождаться. В любом случае моя репутация ее совершенно не волнует – лишь репутация передачи. И плевать ей, кто убил Аню Дудек. Я брошена на произвол судьбы… Так что, если я собираюсь реабилитироваться и вновь стать «милой Габи Мортимер», придется позаботиться о себе самой.

Мы подходим к пруду. Чуть в стороне от дорожки – спортивный снаряд для пресса, часть парковой «полосы препятствий», деревянный брус, уложенный на две подпорки. Я пристраиваюсь на него пятой точкой и объявляю:

– Пять минут. Но не для интервью. Не для записи. У вас пять минут, чтобы меня переубедить.

Он усаживается рядом со мной. Вздыхает – на этот раз, видимо, все-таки с надеждой. Ветровка раздувается, будто спасательный жилет. На брюках наверняка останутся грязные пятна. И то, что он об этом не думает, кажется мне на удивление трогательным.

– Тогда слушайте. Я верю, что вы невиновны! – Вид у него до того искренний и проникновенный, что мне становится весело. Хейуорд в ответ расплывается в улыбке, глаза исчезают, зато появляются зубы и брекеты. – Дайте мне интервью, и все тоже в это поверят. Я могу помочь вам доказать свою невиновность!

– Для этого у меня есть адвокат.

– Да ну! – Он морщится. – На самом деле нет у вас никакого адвоката. Каролина Флетчер всего лишь дежурный защитник.

– Каролина Флетчер? – Он знает ее имя? Я неприятно поражена.

– Ну, мы же не молча торчим у ваших ворот. Мы общаемся. Думаете, о чем?

– О футболе?

– В основном да. Но проскакивает и кое-что другое, познавательное. У дежурных адвокатов что ни день, то новый клиент. Их единственная задача – снять с подозреваемого обвинение. И все. Так что чихать хотела Каролина Флетчер на вашу репутацию.

– Пожалуй, соглашусь. Даже невиновному нужна самая лучшая защита…

– Могу назвать вам уйму попавших в неприятности знаменитостей, карьера которых рухнула независимо от того, виновны они были или нет. – Он мрачнеет, губы печально сжимаются. Ага, значит, я имею дело не со сплошной жизнерадостностью. – Наберется на полноценную боковую колонку.

– Джон Лесли.

– Вот-вот.

– Кто еще?

– Надо подумать. Уверен, их не так уж мало.

– Что ж, спасибо за совет. Я сменю адвоката. – И найму агента, добавляю про себя. На ошибках учатся.

– Нет! Это ни к чему. Вам нужен я! Мы сможем обелить ваше имя в печати. Дайте мне эксклюзив, исчерпывающую информацию – и я горы сверну!

Я пытливо вглядываюсь в него. Красивое лицо; моя свекровь назвала бы его «повидавшим виды»: крупный нос; вертикальные бороздки на щеках – следы множества улыбок; широкие брови; карие глаза с поразительно темной окантовкой радужки.

– Откуда мне знать, что у вас на уме? Вдруг вы меня подставите?

Еле заметное пожатие плечами:

– Придется мне довериться.

Он многозначительно смотрит мне в глаза, затем отводит взгляд. Твердый подбородок, широкие плечи, решительный рот – в прошлом такой мужчина мог бы командовать армией, вызывая у своих подчиненных безоговорочное уважение. Журналистика: новые вооруженные силы. Можно ли ему доверять? Как знать… Сколько ему лет? Сдерживаемая энергичность, восторженный энтузиазм юноши – и веер усталых морщинок вокруг глаз. Недавняя вспышка горечи… Примерно моего возраста? Но сколько раз я уже обжигалась, думая о человеке, что он «примерно моего возраста», а оказывалось – ему нет еще и тридцати?

– Сколько вам лет?

– Сорок, – очередное пожатие плечами. – Достаточно стар, чтобы понимать, что к чему.

Примерно моего возраста. Ну почти.

На дорожке останавливаются две девушки с детскими колясками, смотрят в нашу сторону. В ту же секунду мое лицо, покорное мышечной памяти, выдает заученную улыбку второсортной «звезды». Но ни намека на улыбку в ответ, ни проблеска радостного озарения: «Ух ты, это она!» Их глаза превращаются в щелочки, до меня доносится шепот. Думают, я не слышу? Или им просто плевать?… «Представляешь, она замешана в той истории с убитой… Совсем умом тронулась! И журналисту заехала! Ты синяк видела?…»

Я должна что-то предпринять. С этим согласилась даже Элисон Бретт – прежде чем бросить трубку. Может, Хейуорду известно, как «подкорректировать» интернет-поисковики? Возьмет и засунет злополучный синяк на двадцать третью страничку, где его никто искать не будет. «Гугл»-чистка, «Гугл»-подрыв, «Гугл»-сбой… У нас в передаче однажды принимал участие некий медиаманипулятор (какая-то история, связанная с Джорджем Бушем-младшим), так что я знаю – мир не без умельцев. Мы можем быть полезны друг другу. Симбиотические взаимоотношения. Рыба бычок и креветка-щелкун. Или птичка на спине африканского буйвола.

К нам подскакивает большой коричневый пес и принимается рыть передними лапами землю, время от времени то прерываясь, чтобы обнюхать получившуюся дыру, то возобновляя свое занятие. Комья земли и травы летят в Джека Хейуорда, набиваются в отвороты его брюк.

Он смеется и подзывает собаку:

– Иди ко мне, дружок.

Пес, бешено виляя хвостом, тыкается журналисту в промежность, облизывает руку и веселыми скачками несется прочь. Хейуорд смотрит ему вслед. Где-то вдали раздается крик:

– Роджер!

– Хорошо, – говорю я. – Видимо, здравый смысл окончательно меня покинул, но я согласна.

– Правда? Согласны?

Я киваю. Придется быть осмотрительной, только и всего.