Он сжимает кулак и победно дергает локтем:

– Бинго!

– Еще раз так сделаете – передумаю.

– Простите, – покорно кивает он. И повторяет жест снова – только губы двигаются беззвучно, будто дразнит меня за моей же спиной.

Он зачем-то притворяется более легкомысленным, чем есть на самом деле. Я заинтригована. Играет роль? Что ж, в этом он не одинок. Я с него глаз не спущу. Поживем – увидим.

Я встаю с бревна, стряхиваю с коленей комочки земли, разбросанные повсюду рьяным псом-копателем, и мы бредем назад, к дому. Пускается дождь. Хейуорд, смакуя мельчайшие детали – он явно очень неравнодушен к еде, – описывает ждущие его в машине вкусности: остро пахнущий итальянский хлеб, купленный в булочной на Норткот-роуд; бри из специальной сырной лавки («Я решил, что стоит попробовать»); пара бутылок бельгийского пива («Не особенно холодного, конечно, но… пойдет»).

– Вы напрашиваетесь на приглашение? Уже?

– Хотелось бы.

Темные капли дождя на дорожке, шелест ветра в верхушках деревьев. Я свожу брови – делаю вид, что размышляю, взвешиваю «за» и «против». Делаю вид, что все еще являюсь хозяйкой положения. А между тем натянутая внутри тугая пружина, которую я до сих пор не замечала, слегка ослабевает. Что тому виной? Одиночество? Отчаяние? Страх пустого дома? Не знаю, только на меня вдруг накатывает давно забытое чувство: мне не хочется, чтобы Хейуорд уходил…

Джек отправляется к машине за своей, как он выразился, «съедобной мелочовкой», и у меня есть несколько минут. Вновь набираю номер Элисон Бретт – нет ответа. Кто бы сомневался? Приглаживаю расческой волосы и принимаюсь за готовку. Режу помидоры и моцареллу, приправляю солью и оливковым маслом. Тру на терке парочку доставленных из супермаркета морковок-псевдоцукини, а попутно – и свой палец. Новое блюдо – тертая морковь-псевдоцукини с добавлением человечины! Напрягаю мозги. Что же такое съедобное мастерила как-то раз на кухне «Доброго утра» из морковки Кэрол Вордерман?… Так… Добавим сушеный эстрагон… Немного холодного апельсинового сока… Я тороплюсь. Глупо. Куда мне спешить? Кажется, никто ко мне не мчится сломя голову.

Бросаю взгляд в окно. Через лужайку к дому шагает Джек. Наверное, я забыла запереть заднюю дверь. Чувствую замешательство – очень уж стремительно развиваются события, – но раздумывать времени нет. Пара секунд – и журналист уже в кухне. Волосы и одежда блестят, он по-лошадиному фыркает – брр, зябко, мол, и мокро; расстегивает ветровку. Я предлагаю полотенце, но в ответ слышу: «Переживу». Расшнуровывая обувь, Джек свешивается со скамейки. Дождь заливает окна, и сад от этого расплывается, превращается в скопление бесформенных зеленых островков и пятен.

Я швыряю Хейуорду чистое посудное полотенце, неважно, что он там говорит. Бросок из-за головы. Вот какая я непринужденная! Полотенце планирует и приземляется на пол в нескольких шагах от цели. Джек, ссутулившись, подбирает его, быстро вытирает лицо и протягивает мне:

– Спасибо.

Я роюсь в холодильнике в поисках вина, когда он восклицает:

– Ух ты, какие салаты! Откуда? Это вам уже не сыр с хлебом. Настоящий пир!

Вот потому-то я и спешила. Хотела, чтобы он увидел салаты, как по волшебству очутившиеся на столе, – и обомлел. Я старалась произвести впечатление. Произвела. «Пир», вот как! А теперь чувствую себя ужасно глупо. Подумаешь, морковка и апельсиновый сок. Он просто залетный журналист; а я не из тех женщин, которые нуждаются в мужском одобрении! Хватит и того, что Джек Хейуорд будет считать меня милой. Я ведь не собираюсь с ним вместе жить под одной крышей! Что на меня нашло? С чего я так разволновалась?

В руках у меня уже лежит бутылка розового, но я незаметно ставлю ее на место, рядом с молоком, и достаю упаковку сока.

– Апельсинового сока хотите? Правда, он уже есть в морковке. Может, чаю или кофе?

– Горячее питье, – высоким голосом произносит Хейуорд. Похоже, ему тоже неловко.

Он выкладывает на стол хлеб с сыром, аккуратно разворачивает упаковку, словно держит в руках хрупкое фарфоровое блюдо. Пролистывает стоящие на полке кулинарные книги. Великаном Джека не назовешь, ростом он чуть меньше шести футов, но при этом коренаст, широкоплеч – и занимает неожиданно много места.

– У меня есть капсульная кофеварка для «Неспрессо», – невпопад сообщаю я. – «Крупс».

– А у меня – бельгийский монастырский эль. Вполне подойдет, только охладить надо.

Он направляется к холодильнику, достает из пакета позвякивающие бутылки и водворяет их остывать. Заметил вино или нет? Во всяком случае, не сказал на этот счет ничего.

Не зная, чем себя занять, я включаю чайник, достаю посуду – от ее неожиданно громкого звона меня передергивает. Наконец усаживаемся за стол. Ветровка Джека аккуратно висит на спинке стула.

Я чувствую себя не в своей тарелке; подавая ложки, держу их слишком высоко и неудобно. И зачем я согласилась? Ну откуда во мне столько доверчивости? Надо было проверить его документы, убедиться в том, что Джек Хейуорд и в самом деле существует, что это не выдуманное или позаимствованное имя, что он – тот, за кого себя выдает… Элисон Бретт как-то предупреждала – ни в коем случае не впускайте журналиста в свой дом! Даже авторы элитных воскресных газет не преминут отпустить шуточку по поводу вашей ванной.

Теперь уже ничего не поделаешь, поздно… Мы едим. В доме, отгородившемся от мира ставнями, темно и тихо, и от этого наша трапеза выглядит такой странной… очень уж семейной.

– Подайте, пожалуйста, соль, – оживает Хейуорд. – Щепотка соли – и эти помидоры станут чудо как хороши!

Мы с Филиппом уже много месяцев не сидели вдвоем за кухонным столом. Если что-то и ели вместе, то только вне дома.

– Помидоры – с «Риверфорда», – нарушаю я молчание.

– Что еще за «Риверфорд»?

– Вы наверняка о них слышали – ферма, выращивающая в Девоне органические продукты. Каждый вторник оставляют на крыльце коробку с экологически чистыми овощами. Мы пристрастились к ним с легкой руки нашей старой няни, Робин.

– Какой шик! Грязные овощи для зажиточных буржуа!

– Кто бы говорил! А как же бри из специальной сырной лавки? «Я решил, что стоит попробовать…»

– Ладно, подловили! Конечно, я видел грузовики «Риверфорда».

Шуточная перепалка помогла мне слегка расслабиться, я уже не чувствую себя как на иголках. Нет, этот человек не озирается по сторонам – не оценивает габариты особняка, не прикидывает стоимость картин Крейга Айтчисона. Это я анализирую каждое его движение, препарирую каждое слово.

– Как вам бри? – Он поддевает кончиком вилки ломтик сыра и подносит к носу, разглядывая, словно диковинный экземпляр. – На вкус вполне приятный, но, кажется, недостаточно… бри-истый, не находите?

– О, по-моему, вполне… бри-истый.

– Я знаю, чего ему не хватает! – Джек вскакивает, достает из холодильника пиво, которое вряд ли успело остыть, откупоривает.