июля он уже был арестован. 10 марта 1938 года его приговорили к высшей мере наказания.

Следствие в обоих случаях шло — по тем меркам — медленно. Если бы они действительно что-то знали о Сталине, их бы, наверное, моментально ликвидировали.

Впрочем, ходили разговоры о том, что какие-то чекисты действительно проявляли недозволенный интерес к сталинскому прошлому, но вождь вовремя узнал об этом. Ссылаются на Никиту Сергеевича Хрущева.

Перед тем как Хрущев в феврале 1938 года уехал первым секретарем на ЦК Украину, там был арестован весь руководящий состав, и он взял с собой людей из Москву. Среди них — П.В. Лукашова, которого с разрешения Сталина назначил республиканским наркомом торговли. Лукашова вскоре тоже арестовали. Потом его неожиданно выпустили.

«Приехал он на Украину весь избитый и физически, и морально, — вспоминал Хрущев. — Он рассказывал мне, что подвергался истязаниям и что от него требовали показаний на меня: что я, дескать, состою в каком-то заговоре. Оказывается, еще в Москве я ходатайствовал, чтобы Лукашова послали в Польшу и Литву для закупки овощных семян. И вот теперь от него требовали показаний, что посылка его за границу служила установлению связей с антисоветскими организациями...»

Хрущев, пытаясь предупредить чекистов, пересказал это Сталину. Вождь выслушал Никиту Сергеевича без особого интереса и равнодушно заметил:

— Да, бывают такие извращения. И на меня тоже собирают материалы.

Некоторые историки толкуют эти слова как подтверждение версии о каких-то тайных операциях чекистов против Сталина. Но едва ли можно принимать слова вождя всерьез. Такова была иезуитская манера Сталина разговаривать.

Скажем, 9 июня 1941 года, накануне войны, был арестован нарком вооружения Борис Львович Ванников. Причем это произошло не по инициативе НКВД. Как раз Берия относился к Ванникову хорошо: они вместе учились в бакинском техническом училище и дружили в юные годы. Арест санкционировал лично Сталин.

Когда в первые же дни войны армия осталась без боеприпасов, Сталин вспомнил о Ванникове. Арестант, сидевший в одиночке, получил указание изложить в письменном виде, что нужно сделать для развертывания производства вооружений в условиях военного времени. Ванников за несколько дней прямо в камере составил записку. С ней ознакомился Сталин.

14 августа 1941 года Бориса Львовича извлекли из камеры внутренней тюрьмы НКВД и привезли прямо к Сталину. На столе вождя лежала записка Ванникова, некоторые фразы были подчеркнуты красным карандашом.

— Ваша записка — прекрасный документ для работы Наркомата вооружения, — сказал Сталин. — Вы во многом были правы. Мы ошиблись...

На предложение вернуться в наркомат Борис Ванников неуверенно ответил:

— А будут ли со мной товарищи работать? Ведь я в тюрьме сидел.

Сталин махнул рукой:

— Пустое. Я тоже сидел в тюрьме.

Получалось, что это не Сталин ни за что ни про что засадил Ванникова в тюрьму, а какие-то неизвестные враги, к которым вождь не имеет ни малейшего отношения...

Слухи о том, что Сталин сотрудничал с охранкой, ходили всегда, назывались даже его агентурные клички — Семинарист, Фикус, Василий. Дискуссия на эту тему продолжается и по сей день. Материалов «за» и «против» хватило на вышедшую несколько лет назад книгу «Был ли Сталин агентом охранки?».

Юного Иосифа Джугашвили подозревали в том, что он выдал начальству соучеников по Тифлисской православной семинарии, которые вступили в марксистскую организацию «Месаме-Даси». Его считали причастным и к провалу нелегальной Авлабарской типографии. Но все это ничем не подтвержденные слухи.

Некоторые историки полагают, что Сталин однажды как бы сам проболтался о сотрудничестве с охранным отделением полиции. Это произошло после батумской демонстрации 1902 года. Сталина арестовали и выслали в Сибирь. Он бежал и вновь появился в Батуми.

Вот слова одного из старых социал-демократов Доментия Вадачкория:

«Помню рассказ товарища Сосо после побега из ссылки. Перед побегом товарищ Сосо сфабриковал удостоверение на имя агента при одном из сибирских исправников.

В поезде к нему пристал какой-то подозрительный субъект-шпион. Чтобы избавиться от этого субъекта, товарищ Сосо сошел на одной из станций, предъявил жандарму свое удостоверение и потребовал от него арестовать эту «подозрительную» личность. Жандарм задержал этого субъекта, а тем временем поезд отошел, увозя товарища Сосо».

Этот рассказ опубликован в книге «Батумская демонстрация 1902 года», которая с предисловием Берии вышла в 1937 году в Партиздате ЦК. Кому-то кажется, что Сталин сам признался, что у него был полицейский документ. Но это немыслимая натяжка!

Секретным агентам никаких официальных документов не дают. А если бы полиция действительно снабдила Сталина каким-то служебным удостоверением (но с какой целью? Такой документ мог только скомпрометировать ценного агента), он бы никогда о нем не распространялся. Так что рассказ Сталина должен был свидетельствовать о беспредельной ловкости большевика-подпольщика. Да и, скорее всего, эта история — плод фантазии молодого Джугашвили.

О провокаторстве Сталина заговорили и после того, как в 1910 году начались провалы в Бакинской организации РСДРП. Говорили, что арест руководителя бакинских большевиков Степана Шаумяна — дело рук Сталина. Между Шаумяном и Сталиным отношения были действительно плохие. Они соперничали.

Когда Сталин перебрался из Тифлиса в Баку, он с неудовольствием убедился, что самая заметная фигура в Бакинском комитете — его ровесник, бывший студент философского факультета Берлинского университета Степан Георгиевич Шаумян. Сильных соперников Сталин не терпел, избавлялся от них любыми способами.

(После войны при распределении Сталинских премий вождь распорядился не давать премию исторической работе, в которой положительно оценивалась деятельность двадцати шести бакинских комиссаров. Об этом рассказал потом Дмитрий Трофимович Шепилов, в ту пору руководитель отдела пропаганды и агитации ЦК. Сталин говорил так:

— Бакинские комиссары бросили власть, сдали ее врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть. Мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками.)

Сам Шаумян тоже грешил на Сталина.

Но найдены документы жандармского управления, из которых следует, что осведомителем был вовсе не Сталин. В бакинской организании, как потом выяснилось, работало больше десяти платных агентов охранного отделения.

А за самим Сталиным велась слежка, причем филеры жаловались, что следить очень трудно, потому что он ловко уходил от наружного наблюдения.

Предположения о сотрудничестве Сталина с охранным отделением основаны на том, что после арестов ему неизменно удавалось бежать. Но столь же легко из ссылки бежали и другие большевики, к которым власть относилась снисходительно! Жестоко обращались только с эсерами, которые прибегали к методам индивидуального террора. Большевики царскому режиму не казались опасными противниками.

Найдено и опубликовано донесение начальника Московского охранного отделения Мартынова от 1 ноября 1912