Проснувшись, она оставалась угрюмой. Шульцу пришла в голову мысль.

— Слушай, ты, кажется, хотела ехать на юг. Ты что-то говорила мне про Марсель. Про бар, где ты кого-то знаешь. Если хочешь, я отвезу тебя туда. Мне тоже надо на солнце!

Он вполне мог бы без всяких объяснений дать ей немного денег, чтобы она купила себе билет на поезд, попрощаться и пожелать удачи или просто высадить ее здесь и свалить. Но он больше не мог вынести одиночества, и потом, он испытывал дурацкое желание показать этой девчонке, знавшей его только в беспросветной нищете, каким был прежний Шульц. Господин Шульц!

— Мы не сразу поедем. Мне надо еще кое-что сделать. Мне нужен по меньшей мере день. Ты пока можешь остаться здесь, в машине, можешь сегодня в ней переночевать. Она все равно на ладан дышит. Если ты не против, давай встретимся завтра в середине дня, я буду готов к отъезду.

Шульц бросил старую машину вместе со всем барахлом, которым она была нагружена, на стоянке позади маленького вокзала. Перед тем как вскочить в пригородный поезд, сказал Лейле:

— Если завтра ты еще будешь здесь, обещаю отвезти тебя туда, куда тебе хочется. Дождись меня, и ты увидишь, увидишь… До встречи…

И подарил ошеломленной девочке все купленные им мелочи, даже «Феррари» в прозрачной коробочке.

Назавтра в середине дня большая сверкающая черная машина остановилась рядом с той, в которой все еще, но все более нетерпеливо ждала Лейла. Увидев вышедшего из машины человека, девушка едва не пустилась наутек: она не узнала своего позавчерашнего спасителя и приняла его за полицейского в штатском. Однако над ней склонился все тот же Шульц, хотя и неузнаваемый. Она немного успокоилась, но ее поразила странная улыбка на лице этого нового человека. Неопределенный оскал, в котором смешались легкая надменность, простодушное мелкое тщеславие реванша и презрительная жесткость, свойственная тем, кто придает непомерное значение внешним признакам богатства. Какая метаморфоза! Шульц был одет в добротное пальто. На руках перчатки. В просвете кашемирового шарфа виднелся красивый галстук. Ботинки новые. Гладко выбрит. Волосы подстрижены. Его крайняя худоба теперь не бросалась в глаза, и надо было подойти очень близко к нему, чтобы разглядеть у него на коже, долго остававшейся неухоженной, следы раздражения или ссадины.

Он счел необходимым объяснить:

— Да, как видишь, я снялся с мели. — Похлопал по безупречному черному кузову и прибавил: — Только что взял напрокат. Хороша, правда? Она тебе нравится?

Он все еще кашлял, но уже не так душераздирающе. Прикрыв рот рукой в рыжей кожаной перчатке, сказал:

— Я был у врача. Он прописал мне сильные антибиотики и еще кое-что, что меня подстегнуло. Я чувствую, что мне уже лучше.

Сначала он протянул Лейле хорошенькую коробочку с еще теплой едой, купленной в ресторане навынос, потом открыл багажник роскошной машины, где были сложены новенькие чемоданы, и вытащил какой-то пакет.

— Вот, держи, я тебе тоже купил пальто. Надеюсь, оно тебе подойдет. Примерь и садись в машину. На этот раз уезжаем окончательно.

В пакете оказалось длинное, довольно строгое темно-красное пальто. Скорее дамское, чем для молоденькой девушки. Донельзя смущенная Лейла никак не могла решиться скинуть куртку и надеть его. Но Шульц настаивал, и она, поморщившись, быстренько его прикинула, сказала, что впору, и, не поблагодарив, снова влезла в свою куртку.

В дороге Лейла то и дело незаметно поворачивала голову, чтобы увидеть это нелепое выражение на лице человека, которого она едва знала, но до сих пор видела в нем воплощение уныния. Измученный, не сильный и не смелый, но правда очень милый и готовый помочь другому, оказавшемуся в затруднительном положении, когда сам, утратив желание или возможность о себе позаботиться, умирал медленной смертью. По всем этим причинам она его и ждала. Но теперь рядом с ней оказался очень самоуверенный тип, который вел мощную и бесшумную машину. Что с ним произошло? Ей так хотелось двигаться вперед, катить к югу, что она старалась не задавать себе такого рода вопросов. Что он, что другой… Если гнать с такой скоростью по автостраде, скоро она увидит море.

И вдруг она вспомнила, что лицо этого человека раньше уже казалось ей странным. Это было в трейлере братьев Костелло. Она увидела, как он тянет дрожащую руку к грязным лохмам, пустым бутылкам. Да, как если бы хотел что-то потрогать или даже… взять или украсть. Глаза у Шульца блестели. Лицо было искажено очень сильным волнением, совсем непохожим на страх, который несколько минут назад владел им в машине. Она попыталась отогнать это неустойчивое видение. В конце пути ее ждет Марсель и этот самый «Восточный Бар».

Время шло, но Лейлу не покидало необъяснимое смятение. Внезапно Шульц повернулся к ней. Он был весел и очень возбужден, но за этой эйфорией угадывалась твердость.

— Послушай, я припоминаю, что, если свернуть с шоссе, километрах в двадцати отсюда будет отличный ресторан, я там был несколько раз. Уже давно. Надеюсь, он все еще существует. Мы там остановимся и поужинаем. У них и комнаты есть. Можно будет отдохнуть. В конце концов, мы никуда не торопимся.

Лейле решительно не нравилась уверенность, даже, можно сказать, самодовольство человека в кожаных перчатках, и дело было не только в резком контрасте с жалким субъектом, готовившим кофе на переносной плитке. Она изо всех сил заставляла себя воображать свою первую встречу с морем, средиземноморский берег, белые яхты, но мысли ее постоянно возвращались к короткой вылазке на площадку с трейлерами. Жест Шульца стоял у нее перед глазами. Ей отчетливо помнилась его спешка потом, когда никакой опасности уже не было. И от нее не ускользнуло то, как он поминутно совал руку в карман. Она вспомнила двух напившихся до бесчувствия парней. Их раскрытые ладони. И внезапно увидела всю картинку: посреди стола был какой-то чистый предмет, что-то светлое, да, какой-то предмет, отличавшийся от прочих, да, толстый конверт!

Все ясно — этот-то конверт Шульц и стащил! А что могло лежать в этом конверте, если не деньги? Так вот откуда у этого убогого взялись деньги на то, чтобы так сказочно преобразиться за одни сутки! На деньги братьев Костелло! Наверняка не очень чистые, но все-таки это их деньги, какого черта! Какой же он мерзкий вор, этот тип! Гнев Лейлы нарастал все быстрее, поднимаясь изнутри, раскаляя щеки. Сердце колотилось. Но она давно научилась себя обуздывать. И потому продолжала молчать, глядя в одну точку где-то далеко впереди.

Перед тем как идти в ресторан, Шульц попросил Лейлу надеть новое пальто. С властными нотками в голосе. В эту минуту она вполне могла, оставшись в куртке, взять свой рюкзак и уйти пешком. Но, хотя определенных планов у нее не было, она послушно переоделась на глазах у Шульца, а тот гордо покачивал головой. И вошла в этом темно-красном пальто в ресторан рядом с человеком, которого уже начинала ненавидеть. Метрдотель посадил их чуть поодаль от других. Белая скатерть, красивая посуда и роскошный букет. У Лейлы была и еще одна причина для того, чтобы последовать за Шульцем: она, как всегда, умирала с голоду.