будет думать, гадать, заглядывая в лица земляков, и, не найдя ответа, вновь и вновь будет перечитывать страницы романа в надежде постичь персонажей.

6 июня 1959 года Абрамов сообщал в письме Мельникову: «Земляки меня встретили хорошо, но некоторые едва скрывают досаду: им кажется, что в моих героях выведены некоторые из них, причём выведены не совсем в лестном свете. И бесполезно разубеждать».

Абрамовское Пекашино в «Братьях и сёстрах» – не просто деревня, где происходят события, изображаемые в романе. С описания этого места начинается абрамовская сага. Образ Пекашина зримо и незримо присутствует во всём повествовании. Да и само название деревни непростое, явно говорящее, образно отдающее терпким душком свежеиспечённого сытного житника – ячменного хлеба. И есть в этом названии деревни что-то исконно русское, никогда не стареющее, крепко-накрепко сросшееся с землёй-кормилицей и людским трудом на ней. Абрамовское Пекашино из самого нутра его души, из самого сердца автора, потому и легко воспринимается, по-свойски, как родное, близкое.

Пекашино – по-своему главный герой книги. Отметим, что пролог, который в первом варианте книги открывал её, после написания романов «Две зимы и три лета» и «Пути-перепутья» «перекочевал» в неформальное вступление ко всей трилогии «Пряслины» и до создания Абрамовым романа «Дом» не включался в основной текст первого романа.

Но действительно, где оно, Пекашино? Где это абрамовское Лукоморье, наполненное светом людской доброты, любви к ближнему?

Северяне, архангелогородцы, пинежане после прочтения романа «Братья и сёстры» неизменно пытались отыскать на родных просторах таинственное Пекашино.

В своём письме Фёдору Абрамову от 9 января 1959 года молодая читательница Валентина Коновалова, прочитавшая роман в «Неве», довольно искренне спрашивала писателя: «Ответьте, пожалуйста, а где Ваша родина, в Пекашине? Я не слыхала такой деревни, может быть, её название вымышленное?»

А вот старшая племянница писателя, Галина, которой на тот момент было 22 года, сразу распознала в Пекашине родную Верколу. «…Многое нахожу в романе нашенское, простое, веркольское, – сообщала она в письме Фёдору Александровичу 15 октября 1958 года. – Дядя Федя, даже все новины, эту старую лиственницу, что стоит на горе против Анны Олькиной дома, всё описали!»

Конечно же, прообразом Пекашина стала пинежская Веркола, узнаваемая во многих картинках романа: описанием реки, монастыря, угора, Поповского ручья, колхоза «Новый путь» и, конечно, той самой вековой лиственницы, что и поныне высится у абрамовского косика-тропки, ведущего к реке, совсем рядом с усадьбой Фёдора Абрамова и места его вечного земного упокоения.

Не укажи Фёдор Абрамов в самом начале романа веркольскую примету – лиственницу – и не смени он название романа «Мои земляки» на «Братьев и сестёр», сразу бы угадался в контексте романа образ его малой родины? Наверное, да. И дело здесь вовсе не в реке Пинеге, что одна такая течёт в этих местах, не в монастыре, вид на который только из Верколы, а в другом: чтобы так написать, нужно болеть своей родиной, носить в себе её образ, знать её. Вот почему «Братья и сёстры» пронизаны этой любовью от корки до корки, поэтому в Пекашине и угадывается абрамовская Веркола. «Пекашино – деревня, созданная воображением писателя. Но разве не вошли в художественный мир Пекашино черты реальной Верколы?» – подметит в своей статье «Познание современности» Лев Антопольский, опубликованной в журнале «Юность» № 8 за 1974 год.

Создавая образ Пекашина, Фёдор Абрамов не просто срисовывал Верколу, он до тонкостей продумывал каждую деталь, наполнявшую образ деревни. В его архиве сохранились рисунки Пекашина, которые автор прорабатывал до мелочей, и в этих рисунках без особого труда угадывается родная деревня писателя: вот новины, река Пинега и луга, деревенский большак с пекашинской горой и, конечно же, вековая лиственница, как центральное звено всего рисунка. Автор, создавая образы героев романа, не изменял того антуража, в котором жили реальные прототипы «Братьев и сестёр», и это придавало произведению ещё большую убедительность. Абрамов ушёл от принципа иллюзорности и вычурности в описании фона окружающей обстановки и тем самым создал эффект естества и узнаваемости.

Причём автор, рисуя в романе близкую ему северную деревню военной поры, нисколько не задумывался о том, точен ли он будет в своём изложении, о том, что прототип его Пекашина читатели будут искать на всех просторах, куда придёт роман и откуда родом будут они сами. И те, кому выпала такая же доля, как и героям романа, непременно будут видеть в романе самих себя.

«Я инвалид войны, – напишет Абрамову 16 декабря 1981 года из города Ровно Николай Григорьевич Качанов. – Большое Вам читательское и человеческое спасибо за умные, яркие, жизнеутверждающие романы о людях русской деревни.

Каждый из нас, людей старшего поколения, – человек нелёгкой судьбы, и в Ваших книгах находишь как бы частицу своей пережитой жизни…»

И тут хочется добавить: а сколько на российских просторах было разбросано таких деревень, как две капли воды похожих своей судьбой на романное Пекашино, в ту военную и послевоенную пору? Десятки? Сотни? Тысячи? И в каждой из них была своя семья Пряслиных, а то и не одна, и свой Лукашин с Анфисой Петровной!

План деревни Пекашино, описанной в тетралогии «Братья и сёстры». Рисунок Ф. А. Абрамова. Начало 1950-х гг. Публикуется впервые

Знаменитая пекашинская лиственница на Абрамовском угоре. Веркола. Современный вид. Фото Н. Б. Никифоровой

26 июля 1960 года в Карпогорском районном доме культуры состоялась первая на родине писателя читательская конференция, посвящённая роману «Братья и сёстры», на которой присутствовал и сам Фёдор Абрамов.

Говорили о разном. Выступавших было много. Одна из них, Татьяна Александровна Черноусова, знавшая Абрамова ещё по Карпогорской школе, сказала, что автору романа удалось «нарисовать жизненно правдивые характеры незаметных сельских тружеников, самых обыкновенных, самых будничных, о которых, вместе взятых, говорят: народ-герой, народ-богатырь, народ-победитель». Она же, посетовав на то, что в районе недостаточно имеется книг романа «Братья и сёстры», предложила обратиться в областное книгоиздательство о переиздании романа, «чтобы обеспечить полностью спрос наших читателей».

Не забыли упомянуть выступавшие и о литературной связи Шолохов – Абрамов. Так, к примеру, Александр Диомидович Новиков высказался: «Товарищ Абрамов вполне талантливо создал своё первое художественное произведение, и кто знает, может, из нашего писателя-земляка выйдет талантливый писатель, так как он ученик М. Шолохова». Но говорили не только о том, что Абрамов последователь и «ученик М. Шолохова», но и то, что он «много учился у классиков русской и советской литературы» и в его романе «заметно влияние Н. В. Гоголя».

Сам же Фёдор Абрамов, вызванный за трибуну, говорил долго. Рассказывал о том, как создавался роман и что не написать его он просто не мог, и то, что роман был написан, по сути, в пику