Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поняла, что он сейчас уйдет, и отчаянье все же прорвалось наружу:
– Откуда ты можешь знать, что она лучше? Ты же ее ни с кем не сравнивал!
Он наклонился ко мне и проговорил, понизив голос:
– Мне не нужно ее ни с кем сравнивать. Я и так это знаю.
Затем он встал и, не прощаясь, вышел из буфета.
Я онемела. И несколько минут просидела не шевелясь перед последним пирожным на одноразовой тарелочке.
– Прикинь, он передумал! – дико заорала я, фурией врываясь к Кириллу.
– Что? – опешил тот, поднимая голову от разбросанных на столе записок, заметок, блокнотиков. – А, это ты, Сашок. Напугала до полусмерти! Что опять стряслось?
– Он целовался со мной! – возбужденно вскричала я. – А теперь передумал! Решил остаться с ней!
– Тебе водички налить? – спокойно поинтересовался Кирилл.
– Не надо. – Я, тяжело дыша, шлепнулась на диван.
С рождением моей сестры Евгении компьютер Кирилла перекочевал в гостиную. И вместе с ним переехал корреспондентский рабочий хаос со скомканными листами, разноцветными стикерами и недопитыми бокалами кофе. Теперь дед, а не Настя, вынужден был мириться с вопиющим беспорядком в комнате и щелканьем клавиатуры по ночам. Хотя именно ему сей рабочий гул был по барабану – он спокойно мог захрапеть под орущий телевизор, даже сидя в кресле.
– Передохнуть пора, – с хрустом потянулся Кирилл и поднял с пола пачку сигарет. – Сашка, поставь чайник, что-то в горле пересохло. Заодно и остынешь.
Я, пыхтя и бухтя, поплелась на кухню. Через минуту Кирилл присоединился ко мне.
– Где семейство? – удивился он, оглядывая пустую кухню.
– Ты со своей работой совсем из жизни выпал. Настя с ребенком пошла в поликлинику. Дед ее сопровождает, чтобы помочь раздевать и вещи сторожить. Я их на лестнице встретила. Они меня и пустили, – сказала я.
– Да? – рассеянно проговорил Кирилл. – Может быть. Как твои экзамены?
– Все пятерки, – уныло вздохнула я.
– Что-то не похоже. Или любовь замучила?
– Не то слово!
– Перекусить бы чего, – задумчиво поскреб в затылке Кирилл. – Что-то обеда не видно… Ты как относишься к одноразовым макаронам?
«Одноразовыми» он называл все макароны быстрого приготовления, независимо от упаковки.
– Давай, – обреченно согласилась я, уже отвыкнув привередничать. Как хорошо, что до приезда мамы остались одни сутки.
– Понимаешь, все было нормально, я его практически подцепила, и тут бац – и от ворот поворот, на ровном месте. Как вы, мужики, устроены нелогично! Ну скажи, с какого перепуга он на полпути тормознулся, а?
Я принялась яростно раздирать пакетики с макаронами и приправами, сыпать все в большой бокал и перемешивать ложкой, попутно шаг за шагом освещая вехи своей деятельности. Кирилл молча занимался собственным обедом в другом бокале и, казалось, отрешенно думал о своем.
– Ты не слушаешь! – рассердилась я, беря в руки сахарницу и запуская в нее ложку. Он повернулся и изумленно уставился в мой бокал. Я тоже опустила глаза и увидела в бокале непонятное коричневое крошево вперемешку с макаронными извилинами. Сверху белела аккуратная горка сахарного песка, только что высыпанная мной из ложки. Рядом стояла раскрытая банка кофе.
– Что это? – растерянно спросила я.
– Это два в одном, – невозмутимо сказал Кирилл. – Ты решила смешать макароны с кофе, чтобы не пачкать лишний стакан. Кипяток готов, лить?
– Нет уж, не надо!
Он взял другую пачку и сам приготовил мне быстрый обед, потом вернулся к волнующей меня теме. Я дополнила свой рассказ сегодняшним инцидентом и выжидательно уставилась на Кирилла:
– Ну, что ты думаешь?
– Честно?
– Конечно!
– Я рад, – сказал Кирилл, наматывая макароны на вилку.
– Рад?! – задохнулась я.
– Да. Во-первых, эта история мне не нравилась с самого начала. Я не стал тебя отговаривать лишь по одной причине: я давно знаю, что это бесполезно. Если ты задумала вести себя как имбецилка, тебе не втолкуешь, что это мерзко и некрасиво. Пока ты наконец не окунешься в навоз с головой, ты не поймешь, что это навоз, как бы тебя в этом ни убеждали.
Я подавленно молчала. Он умел быть беспощадным. Хорошо, что это случалось не очень часто. От такого Кирилла мне становилось не по себе.
– А во-вторых, – продолжал он, – я надеялся, что хоть этот парень поставит тебя на место. Так оно и случилось. Хоть кто-то доказал тебе, что нельзя всех мерить одной меркой и клеймить всех без разбору.
– Но… – попыталась возразить я.
– Молчи и слушай, – резко оборвал меня Кирилл. – То, что ты творишь, это ненормально. То ты куришь, то ты пьешь…
– Я не курю и не пью, – пискнула я, но Кирилл даже не услышал.
– То шляешься ночами по этим своим клубам и постоянно впутываешься в истории. Ты в пятнадцать лет связалась со взрослым женатым человеком и чуть не разбила семью…
– В шестнадцать, и ничего я не разбила.
– И слава богу! Это счастье, что он вовремя опомнился. А теперь тебе надо отобрать чужого парня. Саша! Ты как будто нарочно ищешь грязь.
– Отлично! Если так поступаю я, то это грязь. А если вы, мужики, – то это нормально. Сколько тебе было лет, когда ты увел чужую невесту? Шестнадцать? А когда сделал ей ребенка?
– Прекрати!
– Почему? Потому что тебе неприятно слушать? Все вы одинаковые! Только и видишь от вас ложь, лицемерие и предательство!
– Слушать невозможно, Саша. Я все же твой отец.
– Какой отец! – взорвалась я. – У меня есть отец, и это не ты! Неужели ты до сих пор не понял, что ты для меня никогда не был отцом и никогда им не станешь!
Я неловко махнула рукой, чашка опрокинулась, и коричневая струйка кофе побежала со стола на пол. Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Но все равно продолжала:
– Ты представить себе не можешь, как я тебя любила. А вы только смеялись. Считали, что маленький человек не способен любить. Вы ведь до сих пор не поняли, что вы со мной сделали! Зачем вы мне всё рассказали?
– Решили, что правда лучше…
– Не нужна мне была ваша правда. Вы убили меня своей правдой! Понятно?
– Но что же нам было делать? Мы не могли с тобой справиться.
– Вы поступили так, как было удобно вам. Почему ты просто не уехал? Взял бы и исчез. Почему вы, такие мудрые и сильные, не могли пожертвовать чем-то своим? Почему надо было жертвовать мной?
– Тебе было бы легче, если бы я просто исчез?
– Да! Даже если бы ты умер, мне было бы легче! Я бы в конце концов успокоилась, убедила себя, что ты тоже меня любил… А так, как сейчас, – просто невыносимо! Видеть тебя, знать, что ты жив-здоров, женишься, рожаешь детей. И знать, что никогда и ничего не изменится. Я всегда буду возле тебя, но не с тобой, и никогда для меня не найдется места!