Она снова посмотрела на старика и улыбнулась. Хорошо. Аркадий переключал каналы радио. Он рыскал по волнам станций, пока не нашел ту, которая транслировала классическую музыку. Устроившись поудобнее, старик прикрыл глаза и вскоре захрапел. За окном автомобиля близко расположенные, слишком дорогие коттеджи для рабочего люда в центре города уступили место квадратикам в четверть акра каждый. Здесь все было основательно застроено бежевого цвета коробочками особняков, быстро и дешево возводимых по мере того, как Мельбурн, разрастаясь, оккупировал все новые участки пыльной сельскохозяйственной земли, которая поколением ранее кормила его жителей. Дома становились все больше и больше, пока внезапно не исчезли совсем, когда жилые районы уступили место зданиям легкой промышленности, мрачным фасадам закусочных с едой на вынос под расписанными от руки вывесками, мастерским рихтовщика, складам лесоматериалов, борделям… Все это мелькало мимо них, пока машина Тесс мчалась по автостраде. Она задумалась о том, почему столько борделей расположено возле заводов. Возможно, дело не только в том, что арендная плата здесь низкая? Неужели работяги на самом деле все такие ненасытные и похотливые, как показывают в порно? Или люди со всего города приезжают сюда и делают свои дела здесь, где их никто не застукает? Мысль эта ее встревожила. Тесс подумала обо всех тех ночах, которые Адам проводил в офисе. Она поморщилась. Отвлекшись, она лишь в последнюю секунду заметила нужный ей съезд с автострады. Тесс резко крутанула руль и подрезала едущий позади полуприцеп. Тормоза с пневматическим приводом завизжали сзади, а затем послышался сердитый сигнал клаксона. Водитель показал ей средний палец и притормозил, чтобы выкрикнуть что-то грубое, заглушенное, впрочем, двумя стеклами и свистящим ветром. Тесс закончила разворот.

Потрясенная до глубины души, она замедлила ход до черепашьей скорости. Повернув голову, Тесс увидела, что Аркадий смотрит на нее во все глаза.

– Извини, – нахмурившись, произнесла Тесс, а затем с облегчением рассмеялась. – Что за засранец!

Часто заморгав, Аркадий огляделся.

– Где мы?

– Близко… возле завода, Аркадий. Мы только что съехали с автострады.

– А-а-а… – тяжело выдохнул старик. – Хорошо.

Она поехала прямиком к складским помещениям и припарковалась на месте, зарезервированном для важных клиентов. Разделительная стенка отгораживала машину от подающих сигналы, вечно снующих взад-вперед автопогрузчиков и жужжащих транспортерных лент. Отсюда недалеко было до лестницы, ведущей к демонстрационной комнате. Адам распорядился установить ее здесь для того, чтобы потенциальные партнеры по розничной торговле, приехавшие изучать их продукцию, могли бросить сверху беглый взгляд на то, что составляет основу их бизнеса: на бесконечные ряды поддонов для перевозки грузов, заставленных ящиками до крыши, – они тянулись дальше, чем мог разглядеть в полумраке склада человеческий взгляд. Спустя несколько секунд посетители оказывались в прохладе ультрасовременного офиса.

Аркадий поднимался очень медленно. Тесс была уверена, что старик специально двигается с такой скоростью. Он заглянул в разверстую пещеру склада и одобрительно кивнул открывшему зрелищу. После этого Аркадий заковылял вверх. Они вместе вошли в ее кабинет. Там она его оставила, а сама отошла, чтобы заварить им по чашечке кофе. Когда Тесс вернулась, Аркадий сидел, склонив голову над документами. В руке он держал ручку, а на губах его играла легкая улыбка. Тесс стояла в дверном проеме с двумя дымящимися кружками. Ее сердце сильнее забилось в груди. Со стариком все в порядке. Все будет хорошо. Тесс поставила кружку на стол рядом с Аркадием. Он улыбнулся, а затем вернулся к бухгалтерским книгам, бормоча что-то под нос на немецком.

Часто в прошлом, когда они работали плечом к плечу в приятной обоим тишине, Тесс ловила старика на том, что он тихо говорит сам с собой по-немецки. Так другие, задумываясь, напевают мотивчик популярной песенки. Однажды она спросила Аркадия об этом. Старик удивленно поднял на нее глаза. Кожа вокруг его голубых глаз казалась на удивление бледной.

– О чем ты?

– Когда ты сам с собой разговариваешь, ты говоришь по-немецки.

– Разве? Ну… – Аркадий казался застигнутым врасплох. – Сила привычки, я думаю… Я изучал медицину в немецком университете в Праге. Когда я чем-то занят, то как бы возвращаюсь в те времена, делаю домашнее задание.

– Я не понимаю, почему ты его не забываешь. Такой ужасный язык!

– Думаешь? Я считаю, что порой он даже красив. В нем есть слова для понятий, которые только немцам придет в голову назвать.

– Например, Schadenfreude?[58]

– Да, – улыбнулся Аркадий, откладывая ручку и сцепляя свои длинные изящные пальцы перед лицом, чтобы скрыть улыбку. – А еще, к примеру, Kummerspeck, что в буквальном переводе означает «бекон горя». Это груз, который ты взваливаешь себе на душу в годину уныния.

– Мне знакомо это слово, – заметила Тесс.

– Я верю…

В голосе Аркадия проскальзывали дразнящие нотки. Он чуть пригнул голову, когда Тесс шутливо взмахнула в его сторону карандашом. Она бросила на старика наигранно грозный взгляд, притворяясь рассерженной, но на самом деле Тесс нравились эти странные игривые шуточки, которыми они время от времени обменивались. Даже когда он вел себя излишне бестактно, только в его обществе Тесс чувствовала себя взрослым человеком.

– Sheisskopf[59], – прошипела она.

Аркадий отмахнулся.

– Это грубо. Ты можешь придумать что-нибудь получше. Подумай хорошенько. Какое твое любимое слово? Мое saudade[60]. Это на португальском. Желание чего-то такого, что скорее всего даже не существует на свете.

– Ван, – сделала свой ход Тесс. – Нежелание отказываться от прекрасной иллюзии. Это по-корейски.

– Luftmensch. На идиш это означает «мечтатель, фантазер». «Воздушный человек». Это о твоем муже Адаме.

– Засранец. Ему это больше подойдет. По-русски это значит «в тебе слишком много дерьма».

– Не лучшее русское слово прокормыш. Так называют толстого глупого зэка, с которым другой заключенный сводит дружбу только для того, чтобы, пустившись в бега из ГУЛАГа, убить его и питаться человечиной, преодолевая бескрайние пустоши Сибири. Мне нравится это слово. Само его существование дает ясное представление о свойствах русской души.

– Ладно, но это нечестно…

– У немцев есть свои аналоги… Torchlusspanik. Дословно: «страх перед закрывающимися воротами». Время от времени, когда случался набег, богачи закрывали городские ворота, оставляя крестьян на убой за крепостными стенами. Неуверенность в будущем, ужас перед возможной гибелью – вот что значило прежде Torchlusspanik, но в наше время так называют сокращение возможностей человека, связанное со старением.