— Да сидите, Гришанков, сидите… — махнул он рукой вскочившему снова бойцу. — Да… А как так вышло, что вы все видели? Вы же, если я не ошибаюсь, в танке сидели, а не в обычной машине? Стекол там нет и окон тоже.

— Так там, товарищ старший лейтенант, штуки эти есть, чтоб наружу из-под брони смотреть. Вот я и смотрел. Вблизи, правда, видно плохо, да и не слыхать ничего. Люк еще башенный приоткрыт был. Из него тоже смотреть можно. Только я это делать опасался — а ну как заметят?

— То есть, как я вас понял, были моменты, когда Котов из вашего поля зрения пропадал?

— Откуда?

— Ну, вы его все время видели? Или были моменты, когда он с глаз исчезал? Присаживался или уходил куда-то.

— Были, конечно, товарищ старший лейтенант. Только он надолго не пропадал.

— А поговорить с кем-то он там мог? Так, чтобы вы не видели?

— Так он и у меня на глазах мог это сделать, не задумываясь. Языка-то немецкого я не знаю… — пожал плечами боец. — Как понять, о чем там разговор?

— Немцы ничего ему не передавали?

— Нет. Я этого не видел. Вот сам Котов передавал, он и в танк для этого заглядывал. Взял сигареты, которые мы у немцев в палатке нашли. Он их немцам отдал, вернее, тому немцу, что ими командовал.

— Офицеру?

— Ему-то они зачем? К танку же не все солдаты подошли. Только с десяток их и было. Вот ими какой-то фриц и командовал. Здоровый такой… Он сигареты и взял.

— А что ж фрицы в танк сами не заглянули?

— Так Котов тряпку вонючую на люк положил. Масляную всю и бензином провонявшую. Вот и не захотел, наверное, никто форму пачкать.

— Ну да. Убрать тряпку им, надо полагать, гонор помешал… Скажите, Гришанков, а вот стреляет командир как? Хорошо?

— Я тех немцев, что они с Плиевым побили, сам в кусты оттаскивал. Вот и посмотрел…

— И как?

— Хорошо стреляет. Почти у всех убитых попадания в голову, только у одного — в горло. Да еще у одного аж три пули сразу! В каждом плече и в голове. А Михаил говорит…

— Кто?

— Ну… Плиев, его Михаилом зовут.

— А-а-а…

— Так вот, Михаил говорил, что Котов стрелял лежа, да еще и с боку на бок при этом переворачивался. Навскидку стрелял, из пистолета и из «нагана» сразу.

— А револьвер он где взял? И вертелся зачем?

— «Наган» ему Плиев отдал, он у него в вещмешке лежал. А зачем вертелся… Не знаю я, может, чтоб немцы не попали?

— Они стреляли в ответ?

— Да. Плиеву вон даже каблук на сапоге оторвало!

— С какого расстояния? И из чего стреляли?

— Дак с порога и стреляли. До Котова там рукой достать можно было. Да и до Плиева тоже. А стреляли из автомата, немец все патроны высадил.

— И не попал?

— Каблук Михаилу оторвали, а так все…

— Хм! Чтоб я так жил… Еще что-то любопытное заметили?

— Так… мелочь…

— И все же?

— Когда Котов с немцами разговаривал, он трофейный пистолет передвинул на живот. Так немцы его носят. До этого-то он у него правильно висел, как положено — на правом боку. А когда фрицы ушли и он в танк залез, так пистолет-то у него слева и остался. Так он всю дорогу и ехал.

— Дальше…

— Там пришлось на дорогу вылезать — дерево мы оттаскивали. Телега-то поуже будет, она проехала. А нам эта ель мешала сильно. Так вот, стали мы ее тащить, как вдруг в кустах — хрусть! Котов и выдернул пистолет. Левой рукой. Да ловко так!

— Что ж с того?

— Привычно ему кобуру так носить…

Сразу после завтрака я погнал свою команду на занятия. Капитан еще вчера разрешил эту тренировку и даже дал «добро», чтобы бойцы немного постреляли. Учитывая дефицит боезапаса, можно было только радоваться такой необъяснимой щедрости. Правда, от лагеря пришлось топать версты три да еще и в овраг залезать…

Надо было этим заняться именно сейчас, пока новых приказаний от капитана еще не последовало. Натаскать бойцов совершенно необходимо. Запах жареного я ощущал прямо-таки всеми органами чувств. Пока немцы терпели присутствие в своих тылах остатков разбитых советских частей. Пока…

Но долго это продолжаться не могло. Во всяком случае, насколько я помнил реальную историю, к моменту начала Демянской операции тут уже никакими окруженцами и не пахло. Успели фрицы тылы зачистить. Исходя из этого, никаких перспектив от дальнейшего сидения здесь я не находил. Вывод? Надо уходить. Желательно — неслабой группой. Так что несколько более-менее подготовленных солдат тут явно лишними не станут.

Пойти к капитану и выложить ему свои соображения?

Можно.

Да только толку с этого не будет. Кто я такой в его глазах? Ни документов, ни легенды более-менее связной у меня нет. Как я сумею объяснить ему свою странную осведомленность о будущих событиях? Да и заокеанские штучки… про них тоже помнить следовало.

Была у меня одна мысль…

Ни секунды не сомневаюсь в том, что Травников уже поставил на уши весь личный состав управления. Так или иначе, а попытку вытащить меня отсюда они просто обязаны предпринять. Стало быть, уходя из этого района, я шансы на свой возврат существенно уменьшу. Или нет?

Суммируя все доводы, прихожу к следующим выводам. Поиски заокеанских штучек надо продолжать. Чем ближе я к ним окажусь, тем реальнее выглядят мои шансы на возврат.

Значит, группу готовим. Максимально тщательно и придирчиво. Поменьше поспят — подольше проживут.

— Так, соколики вы мои ясные… Становись!

Бойцы быстро построились.

— То, как вы все вчера сработали, командование еще оценит. Может быть… А от себя хочу сказать — вышло неплохо. Но пока не более того! И какой из всего этого будет вывод?

— Бегать будем… — вздохнул Демин.

— И это тоже. Но чуток погодя. Пока что мы с вами будем учиться стрелять. И драться. Всем, что под руку попало.

Строй приободрился.

— Проняло? Тогда — общий вопрос!

Поднимаю руку.

— Вот перед вами цель. Моя ладонь. Асанович, выходи вперед, первым будешь.

Он делает три шага вперед и останавливается.

— Пулемет с плеча снимай и целься. Вот, прямо в центр ладони.

Секунда-другая, и черный зрачок ствола уставился в мою сторону.

— Видишь цель?

— Вижу.

— А вот так?

Ладонь моя задвигалась вправо-влево. Еще быстрее… вверх-вниз…

— Не вижу. Потерял.

— Отчего?