— Ты себе уже что-нибудь подобрал? — спросил он.

— Конечно. Вот положил в уголочке. — Гарри поднял двуручный меч, длина которого не уступала росту Джона. — Точно по руке.

Сначала Джон думал ограничиться шлемом, в крайнем случае с перчатками и наколенниками — тем, что, по его представлениям, наиболее всего подходило для лазания по пещерам. Однако, когда обнаружилось, что волшебные доспехи поразительно легки и нисколько не стесняют движений, согласился на полную экипировку. Заботливый Гарри показал ему, как надевать кольчугу и нагрудник без посторонней помощи, а затем порекомендовал островерхий шлем с затейливым двойным забралом:

— С такими масками герои древности выходили на бой с драконами — они защищают лицо от огня.

Что-то подобное Джон уже встречал в литературе фэнтези… Ах да — Толкиен, легенда о Турине Турамбаре. Еще в детстве, взахлеб читая «Сильмариллион», юный аристократ позволил себе усомниться в практической пользе подобной детали снаряжения — что толку защищать лицо, если оно будет единственным, что останется от человека после драконьего выхлопа? Однако делиться скепсисом Джон не стал, отлично понимая, что даже «человеку из пророчества» не стоит оспаривать силу традиций.

В итоге, посмотрев в надраенный до блеска лист меди, висевший тут же на стене, Джон увидел вполне удовлетворительный образ легендарного героя. Низ кольчуги доходил до наколенников, дальше ноги защищали сапоги из самой крепкой кожи, какую ему доводилось видеть. По словам Гарри, такие сапоги должны были выдерживать любой жар. Собственно, такую же характеристику получала каждая деталь экипировки, в результате чего Джон стал чувствовать себя цыпленком, которого психологически подготавливают к походу в духовку.

Изабелле достался похожий наряд, только выполненный поизящнее, — надо сказать, в арсенале имелось несколько комплектов, рассчитанных на женскую фигуру, что говорило о большой предусмотрительности графа. Интересно, куда все это девалось за века?

Обрядив девушку, любезный Гарри помог ей выбрать меч, самый легкий и великолепно сбалансированный.

— У него есть имя? — спросила Изабелла, осматривая приобретение. В глазах ее горел огонек любви.

— Да, оно должно быть написано на рукояти, — ответил Гарри.

— Я не умею читать, — созналась девушка.

— Я тоже, — вздохнул Гарри. — А вы, милорд?

— Сэр Джон все умеет! — посветлела Изабелла и протянула меч молодому графу.

По рукояти шла цепочка рун, а по лезвию тянулась надпись на староанглийском: «Мое имя — Проблеск Надежды, судьба моя — смерть в борьбе со злом». «Чья смерть?» — подумал Джон. От этих слов веяло возвышенным трагизмом, очень Джону не понравившимся, но он не стал врать и огласил надпись.

— Красивое имя, — сказала девушка и вложила меч в ножны. — А что выбрал Бенджамин?

— Бен? Щит и меч, от остального отказался. Милорд, может быть, он зря это сделал?

— О чем ты?

— Ну Бен сказал: для чего, мол, остальное, если все равно погибать? И взял только самое необходимое. А может, ему погибать не обязательно? Может, как раз волшебный доспех и спасет ему жизнь?

Джон побледнел и стиснул зубы.

— А как он должен погибнуть? — тихо спросил он.

— Я думал, вы знаете, милорд. Вы же из грядущего…

— Да, конечно, но… Просто грядущее пока в тумане, — проговорил Джон и, резко повернувшись, покинул Арсенал Избранных.

Гарри взглянул на Изабеллу, та пожала плечами и побежала следом, оставив гиганта возиться с замком.

Появление во дворе сверкающего воина, во взоре которого метались гневные перуны, а затем стремительной, как прыжок змеи, воительницы в полном доспехе произвело ураганный эффект: на несколько минут всякая деятельность прекратилась, потные, усердно размахивающие неудобными деревянными мечами новобранцы сбились с ритма, работники, трудившиеся над возведением стен, отложили инструменты, даже лохматый пес около кухни замер на полугавке. Все, включая офицеров, которые и не подумали насильственно вернуть людям работоспособность, принялись оживленно что-то обсуждать. Обоим старшим Рэдхэндам, при всей их мудрости, было невдомек, что многие детали принесенного призраком «пророчества» давно уже стали достоянием общественности. Джона с Изабеллой провожали словами вроде:

— Я же говорил — теперь скоро…

— А что, может, и получится! Гляди, каковы…

— Продержимся!

— Эх, зелень, жизни вы не знаете. Не в блеске дело…

— Что, уже началось?

Джон, даже если бы и знал, о чем речь, едва ли успел бы расслышать хоть слово. Он обогнул угол донжона и, подобно вихрю, ворвался в знакомую дверь. Двое стражников не испытали ни малейшего желания побеспокоить ни его, ни Изабеллу.

Старшие Рэдхэнды обнаружились в прежней комнате. Живой сэр Томас сидел на стуле за «магическим» столом и делал какие-то записи, покойный сэр Томас стоял у окна.

Влетев внутрь, Джон замер, несколько удивленный тем, что его шумное появление не вызвало никакой реакции предков. Потом он догадался, что, раз живой сэр Томас здесь, значит, его призрак должен хорошо помнить эту ситуацию. Пару раз глубоко вдохнув, он сложил руки на груди и произнес:

— Полагаю, дедушка, вы уже знаете, зачем я пришел.

— Знаю, — повернулся к нему призрак.

— Что вы скажете?

— Я промолчу.

— Ах так? Дозвольте спросить, почему же?

— Потому что Бенджамин не вернулся из похода. Потому что на моей памяти ты уже врывался сюда, кричал, сопротивлялся, но ничего не изменил. Я сидел за бумагами, пытаясь высчитать, сколько Первозданной Силы притягивает к себе Горыныч одним лишь фактом своего существования, а мой призрак, не повышая голоса, убеждал тебя в том, что Бенджамин не вернулся, и таково есть веление судьбы.

— Да плевал я на вашу судьбу! — вскричал Джон. — Я не могу смириться с такой глупостью!

— Против судьбы ничего нельзя сделать.

— Можно! Можно сказать в точности, где, когда и как Бен встретит смерть. Осведомлен — значит вооружен. И можно избежать этой нелепости, этой непростительной глупости, этого… преступления!

— Я уже говорил: я не рискну спорить с Господом Богом и предначертанной Им судьбой. Я ничего тебе не скажу.

— Ладно. Тогда я никуда не пойду. Делайте что хотите, а я с вашим Горынычем как-нибудь разминусь.

Сэр Томас вздрогнул и выронил из пальцев перо, но не обернулся. А призрак спокойно ответил:

— Пойдешь. Потому что ты уже сделал это. Ведь ты жил в Рэдхэндхолле, в замке, принадлежащем нашей семье, значит, замок остался нашим. Значит, в тысяча двести восемьдесят третьем году ты выполнил свой долг.

— А может, дракон просто сдох от старости? — буркнул Джон, вдруг обессилевший от невозможности что-то предпринять. — И вообще, что за мрачные намеки насчет замка? Кому еще он может принадлежать?