Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мёрзлый кивнул.
— С мутантами ты точно подметил. Но у них есть серьёзный минус, они не переносят жару. Они держаться возле крапивницы, возле водоёмов, а в пустошь не лезут. Ты уже почувствовал, что под дозой постоянно хочется пить. Наногранды вытягивают воду из организма, и её необходимо восполнять, иначе банально умрёшь от обезвоживания. В пустоши нет ни воды, ни крапивницы, поэтому мутанты несут угрозу только со стороны Развала. С востока нас прикрывает река. Напротив Загона она полноводна. Мы установили вдоль берега наблюдательные пункты и пустили патрули. Этого хватает. Дальше река утекает в пустошь и растворяется, но там такая жара, что никакие мутанты не пройдут.
Мёрзлый провёл рукой от свалки в южную сторону.
— А вот здесь сложнее. Температура ещё не настолько высокая, а ночи и вовсе прохладные, и если иметь запас воды, то обойти терриконы вполне возможно. Небольшие группы по пять-десять человек иногда устраивают набеги. Укол булавочный, но неприятно. Поэтому пришлось разработать систему внешних постов. Отправляем туда людей с семьями, даём льготы, обеспечиваем продовольствием, боеприпасами, а они несут караульную службу. Пока этого достаточно. Прихожане с нами как бы не воюют, нанимают рейдеров, но обеспечить наёмников запасами воды, позволяющих обойти или разгромить нашу защитную систему, не могут. Поэтому им необходим контроль над Полынником. Он — ключ к западной границе.
— Слышал об этом месте.
— Небольшой заброшенный город вроде Развала. Там находится водный источник, единственный между нами и Прихожей, и если прихожане возьмут Полынник, у них появится плацдарм для дальнейшего наступления на Загон. Вот тогда будет жарко во всех смыслах.
Жарко во всех смыслах… Получается, утреннее сообщение о наборе добровольцев, так или иначе связано с Полынником, происходит очередное обострение, куда обе стороны срочно стягивают резервы. И крёстный мой тоже там.
— Гук в Полыннике, да?
— Для своего статуса, Дон, ты задаёшь слишком много острых вопросов.
— Ты же сам говорил, что мы союзники. Причём здесь статус? Я хочу разобраться в ситуации, помочь по мере сил. Без подсказок ясно, что ты держишь меня за младшего партнёра, но определяющее слово здесь всё-таки «партнёр», а не наёмный сотрудник.
Мёрзлый кивнул:
— Умный ты. Молодец. Какой университет заканчивал?
— Лингвистический.
— Какими языками владеешь?
— Английский, немецкий. На итальянском и французском говорю с акцентом.
— Это нам тоже пригодится, союзник, — он снова кивнул. — Да, ты прав, Гук там. Я отправил в Полынник сотню людей, и отправлю ещё. Мы не можем потерять этот город. А Гук сам был не против, я лишь предложил ему. Людьми с таким опытом как у него не разбрасываются, — он закусил губу и проговорил тихо. — Даже если мы больше не друзья.
Мне очень хотелось спросить, ну просто язык чесался, что же произошло между ними в те далёкие годы во время Разворота? Голову даю на отсечение, что свой шрам Мёрзлый заработал благодаря моему крёстному. Вряд ли он самолично сделал это, слишком уж похоже на удар багета, но без долговязого здесь точно не обошлось.
Но боюсь, за такой вопрос мне может прилететь в глаз, а я сегодня и так получил достаточно, и ещё неизвестно, чем день закончится.
Броневик перевалил через рельсы. Они уходили дальше на юг, в пустошь. Параллельно им тянулась дорога. Алиса повернула налево к Загону. В сторону реки уходили овощные поля, о которых говорил Гоголь, вдоль гребней ползали клетчатые с мотыгами. По краю в несколько рядов выстроились свиноводческие фермы, исходящий от них своеобразный запах чувствовался даже на расстоянии.
Минут через двадцать показался угольный разрез, сразу за ним обогатительная фабрика. Десятки грузовых платформ сновали в обе стороны, стучали отбойные молотки. Дальше потянулись вагоны с углём, рельсы раздвоились, расстроились. Навстречу пропыхтел маневровый, издал пронзительный гудок.
Возле одноэтажного кирпичного строения Алиса надавила тормоз. Мы выбрались из броневика и направились к крыльцу. Я подумал было остаться, но Мёрзлый промолчал, значит, надо идти за ним.
Справа от входа висела табличка. Я задержался на мгновенье, читая: «Белостановский угольный комбинат. Администрация». С момента гибели города и переименования его в Развал, прошло уже больше тридцати лет, а табличку до сих пор не поменяли.
Мы прошли через вестибюль. Народ при виде Мёрзлого расступался и спешил уйти по своим делам. Секретарша в приёмной управляющего вытаращила глаза и что-то залопотала. Алиса скользнула по ней безразличным взглядом, и она замолчала.
Входя в кабинет, Мёрзлый поднёс руку к виску:
— Приветствую железнодорожных дел начальника. Как дела? Чем дышишь?
За столом сидел мужчина в белой сорочке, в галстуке, рядом чашка с остывшим чаем. На стене за его спиной висела карта железнодорожных путей. Мужчина приподнялся в кресле и кивнул сдержанно:
— Добрый день, Вячеслав Андреевич. Неожиданно вы.
— Я всегда неожиданно, Фитюшин.
— Так и есть. Чем могу быть полезен?
— У меня вопрос относительно твоего ведомства. Сколько составов ты отправляешь сегодня в конгломерацию?
— Сколько составов? — Фитюшин потянулся к ноутбуку. — Минуту… А зачем вам это, собственно?
— Безопасность Загона.
Мёрзлый произнёс это так, как, наверное, во времена Петра Первого произносили формулу: «слово и дело государево». Только тогда это производило фурор на окружающих, Фитюшин же, как мне показалось, иронично усмехнулся.
— Да, это важно. Тогда конечно, смотрите, — он развернул ноутбук экраном к нам. — Один отходит в шестнадцать ноль-ноль, груз: двадцать три вагона с углём, три цистерны с синтетическим топливом, одна платформа с прессованным битумом.
— В какое время он будет у Василисиной дачи?
— Ну-у-у, при средней скорости… Часа через два я полагаю.
— Понятно. А второй?
— Время отправления семнадцать ноль-ноль, груз: четыре вагона с углём. Это поставки для приграничных мукомолен. Паровоз старенький, серия «ерь»[1], принадлежит не нам, а железнодорожной компании конгломерации. До Василисиной дачи он доползёт в лучшем случае к полуночи. Но я бы на это не особо надеялся.
Пока они изучали расписание поездов, я подошёл к карте. Такой полномасштабной видеть мне до сих пор не доводилось. По центру располагался Загон, от него как путеводные нити разбегались чёрно-белые пунктиры железных дорог. Одна отходила налево к Северному внешнему посту и к Полыннику, а уже от него к Прихожей. Выше на севере был обозначен Водораздел, но дорогу до него не довели.
Вправо и вверх тянулась ещё одна ветка. Подбираясь к Кедровым горам, она резко сворачивала на восток и уже там разделялась на шесть направлений, которые как паутина опутывали огромную территорию конгломерации. Кружками обозначались места: Сарай, Буин-Захра, Поште-Бадам. Кружков было много, названия их ничего не объясняли.
Третья ветка уходила строго на юг. Ближе к краю она пересекала длинную чёрную кляксу, над которой от руки было написано: Битумные озёра. А вот Золотой зоны я не нашёл. То ли места не хватило, то ли не отметили в целях безопасности. Скорее всего, второе. Всё южное направление было вычерчено чересчур схематично и небрежно. Но хотя бы я начал представлять общие размеры и направления мира. Не знаю пока, насколько велика его обжитая часть, однако судя по тем территориям, которые мне пришлось одолеть, тут есть, где заблудиться.
Когда мы вышли из администрации и сели в броневик, я сказал:
— Скрытный.
— Ты про Фитюшина?
— Ага.
— Член совета Конторы, успел отметиться ещё в Комитете спасения. Хороший хозяйственник, поэтому и выдвинули на должность управляющего. Ещё что подметил?
— Он точно не тот человек из Конторы, не проводник.
— Так и есть, не проводник. Проводник — Тавроди. Слышал о нём?
— Грызун что-то говорил, вроде бы он нюхач создал.
— Верно, — кивнул Мёрзлый. — А потом выделил и наногранды. Умнейший человек. Если отбросить эмоции, то он спас всех нас.
— А если не отбрасывать?
Мёрзлый подмигнул мне. Сложное это ощущение видеть, как подмигивает одноглазый человек. Дрожь по коже.
— Чем старше человек становится, тем больше в его голове тараканов. Этот мир ему уже не интересен, не те масштабы. Он хочет новых открытый, глобальных, а для этого необходимы иные размеры. Догадываешься, какие?
Я промолчал, а он продолжил:
— Наногранды — это такая штука, которая позволяет жить долго, если не бесконечно. Лабораторные мыши, на которых тридцать лет назад испытывали