Но я так хотела влюбиться в Париж. Я старалась сделать это изо всех сил.

– Эй, ребята, не хотите прогуляться? – молчание было мне ответом.

– Как насчет музея? – Мой одиннадцатилетний подопечный усмехнулся, не отрывая глаз от экрана.

– Кто-нибудь хочет блинчики? Я видела симпатичное кафе на соседней улице.

Младший брат начал натягивать ботинки. Старший пожал плечами и выключил телевизор.

– Ладно, звучит неплохо. А после блинчиков мы поищем площадку для баскетбола, хорошо?

Блинчики спасли мою поездку в Париж.

До этой поездки я была за границей лишь раз – мой медовый месяц прошел в Италии. Мы с мужем выбирали кафе в каждой деревушке, в которой останавливались, и заказывали утренний кофе, сидя за столиком на живописной площади и наблюдая за местной жизнью. После этого, перед тем как сесть за руль арендованного автомобиля и добраться до местных достопримечательностей, мы забегали в ароматную мясную лавку, чтобы купить прошутто на обед. Кусок сыра, батон свежего хлеба, бутылку дешевого красного вина. Если нам становилось слишком жарко, если нас настигал голод или мы чувствовали усталость, мы шли в ближайший парк или лес, чтобы подкрепиться припасенной едой и вином, мы наливали его в маленькие сувенирные чашки, купленные в Ватикане, и подремать час-другой. Затем мы не спеша отправлялись в следующий пункт нашего путешествия. Мы проехали почти половину страны, зачарованно рассматривая камни старинных мостовых, темные церкви и руины древних построек будто одними и теми же глазами. Простая и вкусная еда придавала нам сил.

Но в Париже мне казалось, что у меня отказал нерв, передающий визуальную информацию в мозг. Мне было одиноко, ведь я путешествовала по работе и должна была отработать полученные деньги. Постоянное присутствие чужих детей лишь усугубляло положение. Я не могла насладиться даже теми немногими часами, которые я могла провести наедине с собой, разглядывая Нотр-Дам, прогуливаясь по берегу Сены или по парку Тюильри, или наблюдая за городом с Эйфелевой башни. Мои глаза распознавали черты достопримечательностей, но из моей головы словно бы исчез какой-то важный фильтр. Без присутствия мужа я не могла понять смысл увиденного. Мой мозг распознавал объекты как нечто «прекрасное» или «романтичное», но это не вызывало во мне никаких чувств. Я не могла влюбиться в Париж, несмотря на всю его статную красоту. Я понимала, почему я могла бы это сделать, почему это удавалось практически всем остальным, но… что-то просто не работало.

С тех пор я побывала во многих поездках, в компании мужа и в одиночку, я увидела многие города мира и постепенно поняла, что каждый может перебороть эту временную слепоту, лишь немного потренировавшись. Одиночество зажимает чувственный нерв, но не уничтожает его. Если долго и сильно вглядываться, не ожидая почувствовать восхищение с первой же минуты, то новый город откроет вам неожиданные особенности, даже если вы знаете о нем совсем немного.

Но этот навык требует времени. К счастью, я поняла, что хотя я чувствую себя одиноко в чужом городе, это ощущение утихает, как только я пробую местную еду. Я ела одна, в элегантных и замызганных ресторанах, на кухнях незнакомцев, в крошечных отельных номерах и в снятых квартирах, и если порой я нервничаю настолько, что мне не удается насладиться видами или общением с людьми или веселым баром, в котором я нахожусь, кусочек еды заставляет меня посмотреть на мир под другим углом.

Где-то через пять лет после поездки в Париж я отправилась в Буэнос-Айрес. Это был первый незнакомый мне город, в котором я оказалась одна, и это ввело меня в ступор.

Первые несколько дней я заставляла себя прогуляться хотя бы пару кварталов, осмотреть район, а затем бежала в снятую на время квартиру. «Какая красивая квартира, – думала я, пыталась оправдать свое затворничество. Она действительно была красивой. – Я могу глядеть из окна и наблюдать за детьми, играющими на площадке при католической школе, рассматривать купол близлежащей церкви. Мне нравятся высокие потолки, темная обивка, wi-fi. Я могу узнать все о Буэнос-Айресе, не выходя отсюда». Я начала спать днем.

Но во время одной из моих прогулок я нашла скромное кафе на улице Avenida Corrientes с приглушенным освещением и приятными официантами. Я заказала кофе и трубочки со сгущенным молоком – ах, что это были за трубочки, и села наблюдать за просыпающимся городом. После этого открытия я начала приходить туда каждое утро. И после завтрака, одного и того же завтрака, который я заказывала каждое утро, я начинала прогуливаться по всему городу, от узких мощеных улочек Сан Тельмо по направлению к зеленеющим бульварам Реколета, от модных бутиков и парков в Палермо-Сохо до ярко выкрашенных фасадов Ла Бока. Я посмотрела конские бега. Я села на автобус до водопадов Игуасу. Я попробовала говядину по-кастильски, будучи одной из немногих посетителей ресторана в девять тридцать вечера, да к тому же одинокой женщиной. И я была абсолютно счастлива. Но счастливой меня сделал не чрезмерно услужливый официант, а обыкновенные трубочки с кремом.

Эта привычка выручала меня снова и снова. Узкие серые улицы Мельбурна могут сбить вас с ног, но на одной из аллей я обнаружила крошечный бар, которым заправлял усатый бармен, создававший для меня самые странные и самые вкусные коктейли, соответствовавшие моему настроению. Моя мысленная карта города концентрировалась вокруг этого замечательного островка спокойствия. На Гавайях спасением для меня стал японский ресторан с поке из тунца и салатом с макаронами, которые подкрепляли меня перед долгими прогулками по берегу и близлежащим лесам. В Хоккайдо я каждое утро проверяла электронную почту в местном интернет-кафе, жуя сливочные конфеты и сидя в бумажных тапочках.

Но когда я была в Париже, я еще не знала об этой уловке. Я не знала, что еда имеет столь успокаивающее и одновременно подбадривающее влияние. Но в последнюю ночь я почувствовала смутный отголосок будущего осознания.

Мы так и не смогли найти баскетбольную площадку, хотя в тот день с помощью моих уговоров мы с мальчиками обошли почти весь город. Я искала парки в моем гиде, ведь в них должны были быть спортивные площадки, но они оказывались изящными и великолепно продуманными садами, где полицейские окликали людей, осмеливавшихся зайти на траву, и никто не занимался спортом. У старшего брата они вызывали отвращение. Пока мы бродили по ним, он то скучал, то капризничал, а ближе к вечеру совсем расстроился. Париж, в котором открытые спортивные площадки были большой редкостью, был глубоко чужд этому нью-йоркскому парнишке, обожающему баскетбол. Неудивительно, что он сопел и пыхтел от разочарования и беспрестанно смотрел телевизор. Он не был напуган, но испытывал чувство, близкое страху – он был отлучен от родины.

– Можно я закажу еще один блинчик?

В последний день мы вернулись в апартаменты другой дорогой, и лишь в двух кварталах от дома мы обнаружили маленькую булочную. Конечно, мы видели сотни булочных, но по неведомой причине аромат именно этой пекарни заставил меня остановиться.

– Что ты делаешь?

– Погодите минуту, мне нужно кое-что купить.