Покинув Белый дом, президент Рузвельт с удовольствием признавался, что использовал «каждую унцию власти на посту» президента. Он не обращал внимания на тех, кто говорил об «узурпации власти», – ему просто не было дела до этих критиков. Рузвельт полагал, что, «демонстрируя силу и наделяя силой исполнительную власть, [он] создает важный и полезный прецедент». Целью была не личная власть – он хотел оставить президентство более мощным, чем получил его. «Я верю в силу исполнительной власти… – заявлял Рузвельт. – Верю и в то, что она должна быть вечной и непоколебимой». Сила должна стать атрибутом поста, а не того человека, который в конкретный период времени этот пост занимает.

Впервые после первого президента США, Джорджа Вашингтона, и седьмого, Эндрю Джексона, президент так откровенно называл себя слугой народа на своем высоком посту. Теодор Рузвельт задался целью расширить власть президента, причем не только для себя. Он хотел оставить преемникам президентство более мощное, чем когда бы то ни было. В конце концов, в конституции почти ничего не сказано о пределах исполнительной власти. Точно так же, как до него Вашингтон и Джексон, Рузвельт решил, что может и должен расширить границы исполнительной власти, создав реальный прецедент. Для этого он должен был использовать все возможности. При нем исполнительная власть стала гораздо сильнее, чем при Мак-Кинли.

Все, кто сталкивался с Теодором Рузвельтом, были сразу же и порой навсегда поражены потрясающей энергией этого человека. Врач и выдающийся специалист по японской культуре Уильям Стерджес Бигелоу говорил, что ему никогда не доводилось видеть человека, обладающего таким мощным напором. Еще один друг Рузвельта замечал, что президент «никогда не прекращает движения, даже во время загрузки топлива». В промышленный век, символом которого стал сверхэффективный сборочный конвейер Генри Форда, в эпоху, когда эффективность ценилась превыше всего, когда из всего стремились выжать по максимуму, Теодор Рузвельт казался идеальным человеком. Он постоянно действовал и не тратил впустую ни минуты.

Да, он очень высоко ценил эффективность. Но считал, что эффективность требует руководства и контроля, иначе может превратиться в силу почти безграничного разрушения. Государство, смысл которого определяет эффективность при отсутствии «морального чувства», Рузвельт называл опасным. Прошли годы, и возникли режимы Адольфа Гитлера и Иосифа Сталина. Для них были характерны два качества: безграничное падение морали и безграничное стремление к эффективности.

Теодор Рузвельт никогда бы не посоветовал никому «стремиться вести себя этично». А просто сказал бы: «Действуй этично». Он полагал, что недостаточно одних лишь устремлений. Этика должна идти рука об руку с эффективностью – той самой, которой бизнес ожидает от инноваций, производительности труда, рекламы и продаж во имя собственного процветания.

Главной задачей лидера свободного государства Теодор Рузвельт считал примирение прав личности и прав общества и нации в целом. Он считал, что федеральное правительство должно регулировать использование личной собственности «в той степени, в какой это может потребовать общественное благосостояние». При отсутствии у общества такого права любое право человека становится вторичным по отношению к личному обогащению. Если такое произойдет, народ перестанет быть обществом. А значит, попадет в рабство хозяев крупной собственности.