– Ты ложись спать, а я тут посижу, подумаю, – оторвался он от папки. Ада поспешно, смутившись, отвела глаза: не хватало еще, чтобы заметил, что она его рассматривает.

– Я постелю тебе опять на диване.

– Не утруждайся – вряд ли этой ночью я буду спать. Впрочем… – улыбнулся он, поднимая на нее глаза цвета янтаря. – Сегодня тебе ничто не угрожает, так что, пожалуй, немного отдохну.

Ада отправилась готовить гостю постель, но на пороге оглянулась:

– Если вдруг надумаешь уйти, разбуди меня.

– Не уйду, – усмехнулся он. – И не бойся, этой ночью будешь спать, как у Христа за пазухой.

– Я не боюсь, – смутилась девушка оттого, что он угадал истинную причину ее беспокойства: хотя она и пригласила его, но все же ему не доверяла.

Парень не ответил, лишь посмотрел на нее с загадочной, мало что объясняющей улыбкой и вновь принялся разглядывать рисунки.

Ада постелила ему на диване, затем достала из шкафа чистое банное полотенце и положила сверху покрывала.

– Я все тебе приготовила, – сказала она, заглянув на кухню. – Постель готова, ванная – там. Если что, спрашивай.

– Разберусь сам.

Ада одобрительно кивнула, пожелала ему спокойной ночи и зашла в ванную – почистить зубы.

Когда она вытирала полотенцем лицо, что-то в ее отражении в зеркале ей показалось странным. Не ее, чужим. Неправильным. Ада медленно повесила полотенце на крючок и приблизила лицо к зеркалу. Все вроде на месте. Ничего на первый взгляд не изменилось, и все же… Все же что-то ее обеспокоило в собственном облике.

Глаза! Глаза у нее вдруг стали одного цвета – светло-зеленого. Да, она носила линзы, чтобы сделать цвет глаз одинаковым, но свой выбор давно остановила на синих. Зеленым был у нее левый глаз, но не такого цвета, какой она сейчас видела в зеркале, – настоящий, природный был теплого оттенка, сейчас же оба глаза у нее были прозрачно-зеленые, холодные.

Она вышла из ванной и покосилась на кухонную дверь: сказать или нет своему гостю об этом странном изменении в ее внешности? И так ли это важно? А может, это всего лишь причуды освещения, игра теней в ванной – и все ей просто показалось?.. Ада решила дождаться утра, чтобы при дневном свете увидеть истинное положение дел.

Гость не обманул ее: уснула Ада, несмотря на потрясения минувшего дня, быстро и проспала до утра крепко, без сновидений. Когда парень разбудил ее за полчаса до звонка будильника, проснулась легко, отдохнувшей и полной сил.

– У нас мало времени, не будем его терять, – сказал он ей вместо доброго утра. И, словно не желая смущать ее своим присутствием, торопливо вышел. Ада накинула халатик и отправилась умываться.

В зеркало она взглянула не без боязни: не отразит ли оно опять несвойственный ей цвет глаз? Но нет, все оказалось в порядке: один глаз – синий, другой – зеленый. Девушка вздохнула с облегчением и решила, что все дело оказалось действительно в игре света и теней.

Перед гостем она появилась уже при полном параде: одетая в деловой костюм, с легким макияжем и уложенными волосами. Парень дожидался ее на кухне. К ее приходу он успел сделать себе трехэтажный бутерброд из колбасы, сыра и… джема. Ел он такой необычный бутерброд с самым обычным видом: то ли привык к такому вкусовому сочетанию (что вполне могло быть – с его-то любовью к экстравагантности), то ли настолько погрузился в свои раздумья, что не замечал того, что ест. Перед ним на столе лежала раскрытая папка, и он опять изучал рисунки Ады.

– Есть какие-нибудь идеи? – сразу перешла девушка к делу, пропуская обязательно-вежливые вопросы, которые следовало бы задать гостю: как ему спалось, не нужно ли ему чего-нибудь? Парень оторвал взгляд от рисунка и посмотрел на Аду. Что-то в ее облике ему, видимо, не понравилось, потому что он нахмурил черные брови.

– На твоем месте я бы выбрал одеяние поудобней. В этом, – кивнул он на юбку-карандаш, – бегать будет неудобно.

– А мы будем бегать? – прохладно спросила Ада. Прошла к плите и достала из ближайшего навесного шкафчика турку: время еще есть, можно неторопливо сварить хороший кофе.

– Не знаю, но на всякий случай надо быть готовыми, – ответил парень и вновь уткнулся в бумажный лист.

– Я не собираюсь бегать, я собираюсь работать. Как обычно.

– Я бы на твоем месте изменил планы, – спокойно ответил молодой человек. – Но выбирай сама: либо отправляешься в офис и работаешь там… ну, может день. Два – если повезет. Приводишь все дела в порядок перед отбытием в мир иной. Или сама себе даешь выходной и разбираешься со всем, что на тебя свалилось. И тогда выигрываешь жизнь. Долгую. Если, конечно, не будешь водить машину так, как вчера.

– Либо так, либо так? – сощурилась Ада.

– Да, либо так, либо так. Решать – тебе. В первом случае я раскланиваюсь, благодарю за ночлег и удаляюсь: моя миссия окажется оконченной, хоть и не выполненной. Но это уже будут, как говорится, мои проблемы. Во втором – я остаюсь с тобой.

– Сомнительное удовольствие, – хмыкнула Ада. – Я бы выбрала работу.

– Какой скучный конец, – скривился гость. – Последний день своей жизни посвятить работе… Мрак!

– А что бы сделал ты? – заинтересовалась вдруг Ада и отставила турку.

– Ну, явно бы не стал тратить этот день на работу и на изжитые отношения, – он вдруг усмехнулся так, что Ада похолодела: неужели ему известно о ее последней встрече с Борисом? Да нет, бред, откуда? Просто его слова так точно попали в яблочко. Случайно.

– Случайностей не бывает, – произнес вдруг гость с задумчивым видом.

– Это ты к чему?

– Ни к чему. Так просто. Напоминание тебе.

«Все же он не совсем нормален… Вернее, совсем ненормален», – подумала она, а вслух напомнила:

– Итак, чему бы ты посвятил последний день?

– Кофе. Вначале бы выпил отличного кофе, – бросил он намекающий взгляд на забытую на столе турку. Ада усмехнулась и засыпала в нее молотого кофе.

– А еще? Ограбил бы банк, высказал нелюбимому начальнику все, что накипело на душе?

– Как бездарно! Нет.

– Значит, провел бы день с любимыми…

– Я бы отдал этот день тем, кто действительно нуждается в чьем-нибудь обществе, – перебил ее гость. – Одинокой старухе, которой есть что рассказать, но некому ее выслушать. Бездомному псу, который желает подарить свою бескорыстную любовь и преданность приютившему его человеку. Сироте, который мечтает о родительской заботе. Я бы подарил свой последний день им.

– А брошенной любимым мужчиной женщине? – вдруг вырвалось у Ады. И она тут же устыдилась своего вопроса: еще подумает, что она навязывает ему свое общество, давит на жалость. Хотя… Это кто кому еще навязался?

– Брошенная женщина не так одинока и несчастна, как думает, – ответил он ей с мягкой улыбкой, без ноток высокомерия в голосе. Так, словно любящий отец или мудрый старший брат. Или священник – прихожанке. – В обиженной женщине скрывается такой потенциал, с каким она способна мир перевернуть, разрушить и вновь отстроить. Если не мир, то пару-тройку личных мирков точно.