мистер Ланеган сообщил мне, что только что переехал в этот район, и, когда я рассказала ему, чем занимаюсь, он сразу решил нанять меня помощницей.

Пожилая женщина говорила с лирической интонацией. Ее корнуолльский акцент был настолько сильным, что даже Джослин временами с трудом разбирала его. Эйлин явно была влюблена в мистера Ланегана с того самого дня, как встретила его на церковном празднике. Пожилая женщина отличалась хрупкостью, но в ее глазах присутствовала сила, с которой Джослин редко сталкивалась. Джослин была уверена: женщина хотела поделиться чем-то важным, но по какой-то причине сдерживалась.

– Джеймс, пожалуйста, не мог бы ты приготовить миссис Босуэлл чашку чая? А мне – кофе.

Джеймс ошеломленно посмотрел на Джослин, и на одно мгновение ей показалось, что он собирается отказаться, но сержант прищурилась, и молодой констебль тут же встал.

– Он тоже симпатичный, – отметила Эйлин, как только Джеймс вышел из кабинета для допросов.

– Я не могу это комментировать, – произнесла Джослин с заговорщицкой улыбкой. – Эйлин, не хотели бы вы чем-нибудь поделиться со мной до возвращения констебля Льюиса?

Серьезные сомнения проявились на лице пожилой женщины.

– Полагаю, я уже все сказала. Мистер Ланеган открыл мне секрет, и, к своей глупости, я вспомнила об этом только сейчас, когда вы спросили меня о том, как я с ним познакомилась.

Мать Джослин страдала деменцией. Болезнь медленно разъедала ее, женщина больше не узнавала Джослин или кого-либо из ее семьи, и было почти облегчением, когда она умерла. Джослин понимала причуды памяти лучше, чем ей хотелось бы, поэтому она без вопросов приняла слова Эйлин, которой было за восемьдесят.

– Вы можете быть со мной откровенной, Эйлин. Мы здесь, чтобы помочь найти мистера Ланегана, и только.

– Думаю, это никому не навредит. Все произошло еще в первый день моей работы. В чудесный летний день мистер Ланеган открыл для меня вина, чтобы немного выпить после того, как я закончила уборку. Мне даже показалось, что это была не первая его бутылка за день. Тогда у него был особенный характер. Конечно, он и сейчас любит выпить, но тогда в нем присутствовала какая-то дополнительная искра. – Эйлин отвела взгляд, а на ее щеках появился румянец. – Слушайте дальше… Мы пили, и я спросила мистера Ланегана о его прошлом. Вдруг веселый огонек в его глазах исчез, и я должна сказать, мне не понравился взгляд мистера Ланегана.

– А потом? – спросила Джослин.

Эйлин нахмурилась, и ее почтенный возраст проявился в мозаике морщин на лице.

– Потом он рассказал мне, от чего бежал.

Глава двадцать седьмая

Небо начало уже светлеть, когда Джефф встал с постели. Старый будильник подвел Симмонса. Он поспешно оделся, покормил пленника, буквально запихивая хлеб в его горло, и кинулся к лодке.

Воздух был неподвижным, и, несмотря на сильный прилив, мужчина без особых проблем оттолкнулся от воды. В такой темноте шансы, что его обнаружат, минимальны, и, когда Джефф Симоне наконец приблизился к заброшенной пристани старого пирса на материке, его судно было единственным в поле зрения.

Симмонс с трудом выбрался на сушу, но умудрился остаться сухим, пока затаскивал лодку в укромное место. Когда Джефф пробирался вдоль пирса, последние остатки ночи все еще укрывали его.

Симмонс вернулся в фургон и глубоко вздохнул, будто задерживал дыхание с тех пор, как покинул Крутой Холм. Он мог поспать на полчаса дольше, но тогда не получилось бы вернуться в тот же день. Это могло все испортить. Симмонс в последний раз возвращается в Уэстон. Хотя похищенный был закован в цепи и с кляпом во рту, он все-таки теперь находился в теплом месте, был вымыт и накормлен. Его можно было оставить на день или два.

Джефф Симмонс закончит начатое, а затем в последний раз вернется на остров.

♦ ♦ ♦

Мать уже встала, когда он вернулся в дом. Она готовила завтрак. Поверх халата на ней был повязан полосатый фартук.

– Привет, дорогой, – произнесла мать заискивающим тоном, каким всегда говорила с Джеффом. Она, видимо, хотела спросить сына, где он был, но знала – лучше не спрашивать. – Я думала, ты спишь. Хочешь позавтракать? Я оставила тебе немного.

У Джеффа заурчало в животе.

– Хорошо, спасибо, – произнес он, сел и налил апельсиновый сок в пластиковый стаканчик. Мать так обрадовалась его ответу, что Джефф Симмонс едва не простил ее.

– Вот, держи, дорогой, – сказала она и поставила перед ним тарелку, до краев наполненную беконом, сосисками и яйцами. – А вот и тосты, – добавила женщина, пододвигая к нему хлеб. – Я почти не видела тебя в последние несколько недель, – сказала мать и села напротив него.

– Ага, – проворчал Джефф и сунул еду в рот. Жирное жареное мясо он запивал большим количеством апельсинового сока.

– Как дела на работе?

Джефф вытер рот тыльной стороной ладони и ответил:

– Прекрасно.

Мама улыбнулась, и на секунду перед Джеффом промелькнуа картинка из детства – как он сидел в этой комнате с обоими родителями. Джефф не мог выразить тогда свои ощущения и пытался сейчас, но он вдруг вспомнил, как было приятно видеть счастье на лицах родителей, когда они говорили о взрослых вещах, а он макал тост в вареное всмятку яйцо.

Нет, это было нечто большее.

Он чувствовал себя в безопасности.

Джефф Симмонс догадывался, что именно поэтому последовавшие события – он не мог сказать, прошли ли недели, месяцы или даже пара лет после того вызванного в памяти воспоминания, – оказали на него такое влияние.

Мать взглянула на руку сына в перчатке, и он убрал ее с кухонного стола, когда женщина подошла, чтобы коснуться ее.

– Я люблю тебя, Джеффри, – произнесла она. На ее глазах выступили слезы.

Симмонс почувствовал, как у него самого влажнеют глаза. Она часто говорила ему эти слова с того самого дня, много лет назад, но Джефф никогда не повторял их в ответ. В принципе, он мог сказать маме то же самое. В то время ему было девять лет. Джефф, крупный для своего возраста, все еще оставался маленьким мальчиком и нуждался в матери, но упрямство помогло ему пережить то трудное время. Спустя годы после этого инцидента отец простил жену и, хотя испытывал благодарность к сыну за преданность, велел Джеффу быть добрее к матери.

Но Джефф не мог простить ее за произошедшее, а теперь было слишком поздно: он не мог выдавить из себя эти простые слова, он будто разучился их произносить.

Симмонс закрыл глаза, когда ее рука потянулась к его руке. Мать начала всхлипывать. Джефф