На следующий день по приезду он потребовал медицинского освидетельствования Константиновой, и когда собравшиеся на консилиум медики дружно заявили, что осуждённая не беременна, тут же на допрос был вызван Лялин, который в качестве оправдания сослался на Мусина-Пушкина, предъявив в качестве оправдания собственноручно написанный Мусиным-Пушкиным рапорт. Это спасло его от немедленной расправы.

Вызвали и этого свидетеля.

Окончательно расстроенный и сбитый с толку своим внезапным арестом, Иван Петрович мог только невнятно оправдываться, говоря, что не утверждал, что Константинова беременна, а всего лишь предположил последнее. Но судья не счёл нужным прислушаться к его словам, и Лялин и Мусин-Пушкин были отстранены от занимаемых должностей и препровождены в тюрьму. Причём исправника Лялина посадили в общую арестантскую камеру новгородской тюрьмы, а Мусина-Пушкина отправили в здание городской полиции, где он сначала две недели содержался под военным караулом, а затем был переведён в здание земского суда. В домах у обоих арестованных были проведены обыски и изъяты все имеющиеся там наличные деньги, так как Жеребцов опасался, как бы те не сделали попытку подкупа стражи и не скрылись за границей.

Обо всех вышеперечисленных событиях Псковитинов и Корытников узнавали из писем друзей и знакомых.

— Клейнмихель пытается разрабатывать идею графа относительно заговора против его высочайшей особы. — Прочитав очередное послание, Псковитинов грустно уставился на друга. — Что скажешь, может, оставить тебя с поджогом разбираться, а самому прокатиться до Новгорода?

— Если ты прав, боюсь, не в добрый час Мусин-Пушкин взялся в рыцарей играть. Заседатель Уголовной палаты — это пожива как раз для Клейнмихеля. Как бы он Ивана-то Петровича с кашей не съел. Жеребцов ведь, если что, за нашего приятеля, поди, не заступится. Ему даже приятнее его в жертву принести и заодно выслужиться перед Аракчеевым.

Псковитинов хотел было ответить, «да подавится он Мусиным-Пушкиным», но передумал. А к слову, мог ли обыкновенный заседатель Уголовной палаты, чиновник десятого класса, хоть как-то противостоять грозному генералу, у которого вместо мозгов приказ, подписанный самим государем? Да, даже не приказ. Аракчеев только допустил мысль искать заговорщиков, император попросил разобраться, а этот и рад исполнять.

С другой стороны, мог ли милейший Мусин-Пушкин каким-нибудь образом воздействовать на решившего во что бы то ни стало записать его в заговорщики Клейнмихеля? Обратиться за помощью к высокопоставленным родственникам? А много ли таковых спешат не то что протянуть руку и оказать помощь, а хотя бы знаться со своей менее удачливой роднёй? Опять же, если в обвинении будет сказано, что Иван Петрович Мусин-Пушкин участвовал в организации заговора против первого лица в государстве после императора... М-да, вряд ли кто согласится хотя бы пальцем пошевельнуть ради его спасения.

Впрочем, стоит ли недооценивать послужной список самого Мусина-Пушкина? Ведь если разобраться, это сейчас он носит штафирку, и только военная выправка и несколько отрывистая речь выдаёт в нём ветерана и героя.

Иван Петрович Мусин-Пушкин действительно был героем войны с Наполеоном, которую он закончил в чине полковника лейб-гвардии Измайловского полка, племянник графа Алексея Семёновича[76], сын отставного майора, Иван Петрович начал службу в 1801 году рядовым, но всего через три месяца был пожалован подпрапорщиком, потом через три года портупей-прапорщиком и прапорщиком. В битве союзных войск с Наполеоном при Аустерлице 20 ноября 1805 года за отличную храбрость был награждён орденом Святой Анны 3-го класса. Получил золотую шпагу с надписью: «За храбрость» после сражения при Фринлянде в 1807-м. В 1808-1809 годах «...в Финляндии противу шведов в походе находился», окончив сей поход поручиком. В 1812-м «за отличную храбрость» в Бородинской битве получил Мусин-Пушкин Святого Владимира 4-й степени с бантом. Тогда их полк выстоял на Семёновских высотах под ударами 400 орудий и меткими залпами и штыками отразил нападения тяжёлой кавалерии. В декабре 1816-го по собственному прошению был уволен из армии по болезни «полковником с мундиром», собственно, болезнь была не его, а больного дядюшки, который усыновил Ивана Петровича, когда тот, ещё будучи ребёнком, утратил родителей. Так что Мусин-Пушкин был весьма выдающимся представителем служилого дворянства в Новгородской губернии. Кроме этого, для Псковитинова и Корытникова он был отнюдь не чужим человеком — выросли, можно сказать, вместе.

По всему выходило, что нужно было ехать, но, с другой стороны, могли ли они бросить начатое дело? Тем более дело о поджоге и покушении на убийство Петра Агафоновича Корытникова, отставного следователя с прекрасным послужным списком и множеством раскрытых дел за спиной, и главное — отца Петра Петровича!

Впрочем, что тут расследовать, находясь с проверкой в комендантской роте, Корытников случайно увидел настоящего отца Михаила Шуйского, после чего его сначала оглушили, потом влили в рот водку и отправили в Грузино. Почему на месте не укокошили? Но ведь все видели, как следователь въезжал на территорию роты. Было бы странно, если бы он, въехав, не выехал оттуда. Начались бы поиски, расспросы, дежурный, несомненно, указал бы, что Корытников желал поговорить с Лукьяновой. Безусловно, они не могли так рисковать. На счастье злоумышленников, как раз в этот день комендант праздновал рождение дочери, и никто особенно не удивился, увидев проезжающего мимо постов в лоскуты пьяного следователя. Собственно, злоумышленники не забрали у Петра Петровича документы как раз потому, что Корытников должен был предъявить их, покидая комендантскую роту.

— Одного не могу понять, ну ударили, хорошо хоть голову не проломили, напоили, а зачем было говорить Якову, мол, вези барина в Грузино? Если они решили разделаться со мной на большой дороге, это можно было сделать и по пути в Ям-Чудово? — задал мучивший его вопрос Пётр Петрович, при этом сам он вот уже второй день как, правда, безрезультатно, пытался зарисовать по памяти нож, которым Василий Аникеев убил Минкину.