— «Немец» в Кремле есть, а русских в бундестаге нет. Если бы они там были, то российско-германские отношения развивались бы лучше. К сожалению, у нас из политики в бизнес ушло поколение, которое очень хорошо понимало и Россию, и бывший Советский Союз: у него были личные глубокие контакты с русскими. А нынешняя генерация депутатов в бундестаге ориентирована на другие страны, которые они лучше знают, знают их языки, куда им комфортно ездить. С их точки зрения — и я считаю, что это незаслуженно, — Россия находится на отшибе мировой политики. Германия смотрит на Америку, на ЕС и слишком мало на Россию, у которой сохраняется имидж бывшей великой державы, то есть у нее есть мускулы, но на самом деле страна слабеет. И эта ситуация приводит к новым конфликтам, к постоянному недопониманию, к появлению новых стереотипов.

— Но ведь считается, что между Владимиром Путиным и Ангелой Меркель установились хорошие взаимоотношения…

— Думаю, это не совсем так. Все говорят о корректном отношении глав государств друг к другу. Госпожа Меркель прагматична и понимает, кто такой Путин — он лидер великой страны, легитимно избранный президент. А Путин в свою очередь понимает, что если он плохо будет разговаривать с госпожой Меркель, то не сможет иметь с Германией те отношения, которые хочется. Если сравнить отношения, которые существовали между Путиным и Шредером, между Колем и Ельциным, даже между Колем и Горбачевым, то они несравнимы с нынешними. Как подчеркивают биографы Меркель, она — восточная немка, а в Восточной Германии нет людей, равнодушных к России. Одна часть бывшего населения ГДР не может простить России оккупацию, другая часть — наоборот, ее любит. Те люди, которые испытали позитив при общении с представителями Советского Союза, понимают, что им дала Россия: культурный обмен, праздники. А другая часть резко отрицательно относится к России и вспоминает тюрьмы и ссылки. Нельзя забывать и то, что у Меркель была достаточно сложная жизнь, она из пасторской семьи, и хотя выросла в ГДР, но, как сама говорит, выросла в ощущении несвободы. И понятно, кто виноват в этой несвободе, — Советский Союз.

— То есть канцлер Меркель не заинтересована дружить с Россией?

— Если бы Меркель и хотела более близкой дипломатии с Россией, то все равно не получилось бы: немцы сегодня не могут вести самостоятельную восточную политику в отношении России. Потому что Европейский Союз — это громадная организация, состоящая из 28 стран, и все важные внешнеполитические шаги должны быть приняты консенсусом. Если бы немецкая политика шла особенным путем в сторону Москвы, то это не понравилось бы прибалтам, полякам, чехам, которые находятся в едином европейском пространстве, — они требуют, чтобы с ними советовались. А поскольку элиты этих стран еще не очень примирились с российскими элитами, то здесь возникает проблема.

— В нашей прессе отмечалось, что госпожа Меркель любит русский язык, она даже выиграла олимпиаду и как победитель приехала в Москву. И представить ее врагом России…

— Я не сказал, что Меркель — враг России. Я сказал только, что нет этой особенной симпатии к России. И, думаю, у нее гораздо радушнее отношения с большинством западных лидеров, чем с Путиным.

— В России появилось новое движение «Народный фронт — за Россию». Как вы думаете, эта структура по может отреагировать на вызовы времени?

— Думаю, президент создает свой рычаг, более популярную партию, движение политической середины, чтобы получить поддержку как можно больших сил — и справа, и слева, и центра. Но эта партия должна быть не партией лидера, а действительно общественной силой. К сожалению, в России все время выдумывают партию лидера — у коммунистов она своя, у Жириновского своя, у Прохорова своя и у каждого либерала-оппозиционера своя. Но граждане должны идти в партии, чтобы работать над заветной целью — улучшить жизнь общества и укрепить страну, а не слепо следовать одному лидеру. России обязательно нужны социал-демократическая партия, консервативная партия, христианско-демократическая и либеральная. Нужна дееспособная центристская партия, у которой должно быть свое кредо и с которой бы идентифицировалось большинство электората. И если созданием такой партии займется Путин, то пусть его поддержат.

— Вы видите в России бедных, средний класс и богатых?

— Я вижу, как многие люди, у которых есть куча денег, обращаются с другими, у которых этих денег нет, — как с лакеями. Такое невозможно представить в цивилизованной Европе.

— Каков ваш прогноз? К чему мы придем?

— Я сказал достаточно остро, но на самом деле, думаю, Россия идет по нормальному историческому пути — не на Запад, но в сторону общей Европы и когда-то будет похожа на большинство европейских стран. Появятся и профсоюзы, и низы будут организовываться в гражданское общество, в партии, в общественные движения. Но с другой стороны, в России всегда большую роль играли и играют традиционные ценности. Поэтому надо лавировать — между Азией и Европой, между византийским наследием и римским правом, между царизмом и демократией, между христианством и исламом. Россия хочет все-таки в XXI веке создать свою собственную непростую идентичность — но глобализированный мир вокруг на это будет смотреть с опаской.

— Александр Глебович, вы как-то отметили, что русский народ открытый и образованный. А знаете ли вы, что сейчас творится в российском образовании? Скандалы с ЕГЭ, с липовыми диссертациями. Министерство образования обвиняют в непрофессионализме, его главу Дмитрия Ливанова называют министром «ликвидации образования»…

— Я слышу постоянные жалобы на нынешнюю систему образования. Но советскую систему восстановить тоже невозможно, потому что она была слишком дорогая. В России люди привыкли получать образование бесплатно. Поэтому двухуровневое образование — с элитными школами, как в Англии и Америке, — в России очень трудно создать. В Германии после Второй мировой войны образование было бесплатным, а сейчас университеты бедствуют и там тоже вводится платная учеба, сокращаются учебные часы. Но и в Германии, и в России государство должно понимать, что современная страна и общество не могут существовать без образованных граждан. Я бы, наверно, на данном этапе тратил больше денег от продажи нефти и газа на образование, чем на вооружение. Но для будущего надо создать прочную систему, при которой образование было бы состоятельным, чтобы укреплялись элитные университеты, чтобы учителя хорошо зарабатывали, чтобы в Россию иностранные студенты и специалисты приезжали учиться и преподавать. В Германии ответственность за образование лежит на земельных властях. В России отдать образование в регионы не получится — там денег нет, поэтому пока федеральное правительство должно этим заниматься и смотреть, как это будет финансироваться.

— У нас на все нужно смотреть, «как это будет финансироваться», — на образование, на ЖКХ…

— В ЖКХ, как ни грустно, — коррупция. Эти монополисты сидят и не дают частному малому бизнесу обслуживать дома и квартиры. С другой стороны, людям в 91-м году подарили квартиры, в которых они жили. Такого количества людей, с легкостью получивших жилье в собственность, нет нигде в мире! У нас люди целую жизнь трудятся, чтобы приобрести за громадные деньги собственное жилье. И спустя двадцать пять лет ожидать, что государство по-прежнему будет содержать эти дома? Непонятно, хотя многие в России считают иначе.