Обезоруженных ирбренцев загоняли в длинные каменные сараи у восточных ворот. Обычно они использовались для хранения товаров, но сейчас по случаю войны большая часть складов пустовала, вот Бенно и решил превратить их в лагерные бараки. Наемники отнеслись к заключению философски, а вот местным такая идея не понравилась. Причем настолько, что кое-кто даже попытался устроить бучу с целью под шумок удрать из города. Не иначе как на нервной почве, потому что по уму, сдав оружие, рыпаться уже явно не стоило. В итоге проблему решили радикально — зачинщиков и еще несколько десятков попавшихся под горячую руку отправили кормить раков в Ороле.

После этого взялись за мародеров. На таких полицейских операциях "мертвецы" собаку съели еще во время наведения порядка в Ландхейме, так что всё было закончено за одну ночь. На утреннем брифинге, в котором приняло участие большинство кадровых офицеров, Бенно, выслушав все доклады, констатировал, что Ирбренд находится под нашим полным контролем. Я же в очередной раз отметил для себя, что ле Кройф — гений. Ценой потери всего 27 человек убитыми и тяжелоранеными (23 при штурме и еще 4 во время ночной зачистки) захватить столь мощную крепость — это уметь надо! Неудивительно, что когда я, временно вернувшись к обязанностям офицера связи, докладывал ле Марр о достигнутых за последние сутки успехах, лицо герцогини Танарисской, несмотря на все попытки сохранить выражение суровой непреклонности, то и дело озарялось счастливой улыбкой.

Тем не менее торжественный въезд Ноэль в город состоялся лишь на следующий день — еще сутки пришлось потратить на интенсивную переписку со столицей и всевозможные согласования. Наконец, ясным морозным солнечным утром под бравурные звуки труб и бой барабанов герцогиня в сопровождении конницы проследовала через южные ворота. Первыми горожанами, встречавшими новую хозяйку Ирбренда, были свежие трупы, повешенные на зубцах надвратной башни — расчет той самой катапульты, что третьего дня так необдуманно обстреляла ле Марр во время рекогносцировки. Дальше дело пошло веселее. Радостных толп, приветствующих возвращение под руку Танариса, конечно, не было, но и залитого кровью пепелища не наблюдалось, что в данных условиях можно смело считать прямо-таки невероятной удачей.

Центральная площадь, на которую выходили фасады городской ратуши, храма Эрая-благодетеля[18] и бывшего дворца бургграфа, была заранее оцеплена двумя ротами "мертвецов". Из горожан туда допустили только тех, кому предстояло участвовать в торжественной присяге на верность новой власти. Таких, кстати, набралось немало. В список "приглашённых" попали магистраты в полном составе, главы гильдий, богатейшие купцы и предприниматели, словом, все, кто имел хоть какой-то вес в экономической и политической жизни Ирбренда. Тут же, чуть в сторонке, толклись и жрецы.

Когда кавалькада во главе с Ноэль достигла площади, толпа дружно раздалась в стороны, так что герцогиня проследовала к крыльцу ратуши по своеобразному живому коридору. Там на ступенях ее встречал почетный караул в полном вооружении во главе с самим ле Кройфом. Капитан, приветствуя нанимательницу, отвесил легкий, хотя и не лишенный изящества поклон, после чего широким жестом обвел площадь с собравшимся на ней народом. Под конец рука Бенно, описывая плавную дугу, как бы невзначай поднялась немного вверх, указывая прямо на знамя Танариса, вывешенное над входом в ратушу. Намек был более чем прозрачен.

Ле Марр всё поняла правильно. Улыбнувшись, герцогиня спешилась и, сопровождаемая Валиан, взбежала на крыльцо, не дожидаясь остальной свиты.

— Капитан, вы сдержали слово, и награда будет соответствующей! Детали обсудим после церемонии. А сейчас я хотела бы увидеть офицера, командовавшего ночной атакой, которая привела к успеху штурма.

Я, как и большинство входивших в герцогскую свиту, уже успел спешиться и в результате оказался в самом центре толпы придворных, стремящихся поскорее взобраться по ступенькам и пристроиться поближе к Ноэль в минуту ее триумфа. Если б не рост, то я, наверное, просто затерялся бы среди всех этих баронов, а так Бенно оказалось достаточно протянуть руку, указывая на мою торчащую из общей массы башку. После этого я, уже по-хозяйски раздвинув плечом недовольно заворчавшее скопище, выбрался из толчеи, представ пред ясны очи её светлости.

Ле Марр, всё так же улыбаясь, вскинула брови в деланном удивлении:

— О, так это тот самый лейтенант?

Пришлось склоняться в вежливом полупоклоне, как бы подтверждая правильность догадки.

— Замечательно!

Ноэль, явно рисуясь, элегантным движением вытягивает из ножен свой раззолоченный рейтарский палаш и не терпящим возражения голосом приказывает:

— Стань на одно колено!

Едва я наклоняюсь, недоверчиво косясь на понимающе ухмыляющегося Бенно, как поблескивающий на солнце безупречной полировкой клинок негромко звякает плашмя по моему левому наплечнику.

— Добытое в бою неси с честью[19]! Встань, Морольд ле Брен[20]!

Поднимаясь, первым дело нахожу взгляд Валиан, безмолвно стоящей по левую руку от Ноэль. Эльфийка иронично улыбается, насмешливо поглядывая в мою сторону. Мнда.

Мечты сбываются! А всего-то и нужно было — найти правильную фею…

Низкое зимнее солнце уже клонилось к закату, но еще не успело скрыться за бесконечной чередой черепичных крыш Иннгарда и его лучи били прямо в окна кабинета, заставляя щуриться немолодого, порядком располневшего мужчину, что сидел за огромным, заваленным различными бумагами столом, задумчиво подпирая рукой левую щёку. По другую сторону стола напротив мечтательного толстячка неподвижно застыл рослый, мосластый, прямой, как древко копья, старик в дорогом, но неброском камзоле.

Волевое, словно вырубленное из камня, лицо, иссеченное глубокими шрамами морщин, квадратный подбородок, тонкие, плотно сжатые губы и особенно тяжелый, давящий взгляд бесцветных глаз из-под редких седых бровей — весь вид посетителя буквально кричал о срочности и важности доставленных им сведений. Но хозяин кабинета как будто и вовсе позабыл о присутствии в комнате постороннего, продолжая бездумно следить за редкими пылинками, парящими в потоках солнечного света. Посетитель не торопил, терпеливо выжидая, когда же на него соизволят обратить внимание. Он умел ждать, наверное, потому и дожил до столь преклонных лет, уже на закате своей жизни став канцлером великой империи.