class="p">Его больное сердце, его дар заглядывать в самые души живых существ... и его имя. Это было единственное, что ему удалось вспомнить...

Лишенный Света

Это было его имя, и это было то, кем он был.

После того, как Лишенному Света удалось вспомнить свое имя, оно послужило непреодолимым якорем, который постепенно вытягивал из тьмы забвения, окутывавшей его истинную сущность, другие вещи. Не Воспоминания, а кое-что гораздо более полезное... навыки, фрагменты знаний, идеи, образ мыслей...

Как у тела есть своя память, так она есть и у души. Знание своего имени, истинного имени, было ключом к ее открытию.

Значит, он не был полностью беспомощен перед адским конем.

Более того, Лишенный Света обнаружил, что у него есть странная склонность к этой их изнурительной битве во сне. Просыпаться в новом теле после каждой смерти — будь то мужчина или женщина, ребенок или старец, человек или зверь, обычное существо или Пробужденный, обладающий уникальными и необъяснимыми способностями, — было бы для любого воина совершенно непонятно и изнурительно. Как можно сражаться, если не знаешь самого себя?

Но его разум обладал удивительной гибкостью, коварной способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам почти мгновенно, как будто он был бесформенным по своей природе, а потому легко подстраивался под любую ситуацию.

Лишенный Света обнаружил, что может мастерски владеть большим количеством оружия независимо от того, в качестве кого он переродился, как будто он уже сражался в бесчисленных битвах. Он мог научиться владеть любым другим оружием, просто наблюдая за своими врагами в течение нескольких мгновений. Он мог легко подсмотреть их технику и намерения и использовать эти знания, чтобы уничтожить их.

Когда он перерождался в страшное существо, он мог почти мгновенно понять, как использовать свое звериное тело, чтобы разорвать врагов в клочья, как будто он прожил бесчисленные жизни в образе бесчисленных монстров.

Но, самое главное, он понял, что сражаться с теми, кто сильнее его, — это его вторая натура. Разум Лишенного Света был полон коварства и хитрости, с помощью которых он мог наносить страшные раны грозному жеребцу, даже когда их сила была несопоставима.

И вот они охотились и убивали друг друга в многочисленных кошмарах, ожидая, кто из них первым сломается под тяжестью безнадежности и бесконечных страданий.

Лишенный Света не сломался.

...Но проклятый конь тоже отказывался сдаваться.

Черный жеребец был таким же стойким, как и он сам, таким же упрямым, своевольным и безжалостным. Он переносил бесконечный поток ран и смертей, которые наносил ему Лишенный Света, с той же несокрушимой решимостью, а его ненависть и убийственная ярость становились только сильнее.

Боевой конь обладал злой волей и коварным умом. Он был готов терпеть страшные муки вечно, лишь бы уничтожить своего врага снова и снова. Не заботясь об агонии, жеребец, казалось, с мрачным удовольствием делился ею и со своей одичавшей добычей.

Черный жеребец был таким же безумным, как и Лишенный Света.

Ни один из них не сдавался, сколько бы раз их ни калечили, ни уродовали, ни разрывали на части, ни убивали.

Ни один из них не ломался.

...Так что, в конце концов, именно бесконечный кошмар должен был расколоться и рухнуть.

Глава 642: Грубое Пробуждение

Окровавленный и обезумевший, Лишенный Света тащил свое тело по огромной плоскости обветренного камня, его меч скрежетал по черным камешкам. Позади него пылали разбитые останки военного корабля, окрашивая темноту ночи злобным оранжевым свечением.

...Перед ним, на некотором расстоянии, стоял на дрожащих копытах прекрасный черный конь, из его пасти текла красная пена. Глаза десятиглазого зверя сияли страшным багровым светом, но за безграничной яростью и ненавистью скрывалось глубокое чувство изнеможения, смешанное с растерянностью, обидой и болью.

Лишенный Света усмехнулся.

— Чего... чего ты ждешь? Иди сюда! Иди и возьми меня, мерзавец!

Жеребец тяжело дышал, из его ноздрей вырывались струйки обжигающего пара. Он фыркнул от злости, затем сделал рывок вперед, опустив голову, чтобы пронзить врага острыми рогами. Его стальные копыта гулко стучали, отчего с древнего камня летели рои красных искр, а его черная грива развевалась на ветру, словно поток чистой тьмы.

Они сцепились под пустым ночным небом...

И тогда Лишенный Света умер.

...Или так он думал.

Вместо того чтобы раствориться во тьме и возродиться в новом кошмаре, он упал на землю, заставив весь мир содрогнуться.

«Что это? Неужели со мной наконец-то покончено?»

Ему показалось, что он увидел странные слезы, появившиеся в самой ткани реальности...

А потом реальность рассыпалась, как огромная черная пелена. Все вокруг — каменный остров, горящие обломки разбитого корабля, даже беспросветное черное небо — завибрировало и заколебалось, как шелковый занавес, который сминала невидимая гигантская рука. Мгновение спустя, надорванный и сломанный, этот занавес распался.

...Это было великолепное зрелище — видеть, как целый мир распадается прямо на глазах.

Через некоторое время Лишенный Света оказался в безграничной тьме, окруженный чистым небытием. Его боли больше не было... Более того, казалось, что у него даже не было тела. Вместо этого он превратился в бесформенную тень, в глубине которой яростно пылали три сферы черного огня.

Лишенный Света рассмеялся.

— Что случилось? Не говори мне... не говори мне, что у тебя закончились кошмары, чудовище! О, что же ты теперь будешь делать?!

Вместо ответа что-то двинулось перед ним... за ним... вокруг него.

Там, в темноте, была еще одна тень. Но эта... эта была глубокой, обширной и гораздо более древней.

Она была полна злобы и ненависти.

Когда его голос эхом разнесся в небытии, огромная тень внезапно рванулась вперед, обволакивая его.

А потом...

Лишенный Света... Санни... проснулся.

***

Санни скатился с кровати, хватаясь за грудь. Его перчатка заскрежетала об ониксовый металл Мантии Подземного Мира, и в следующую секунду он упал на холодный каменный пол, дико озираясь вокруг, его глаза были полны растерянности и страха.

— Г-где я? Опять кошмар?

Он увидел страшную змею, свернувшуюся в углу, бледный лунный свет блестел на ее стигийской чешуе, и изящного рыцаря в черных доспехах, стоявшего на страже у двери. На мгновение Санни запаниковал, но затем вспомнил, кто они такие.

«...Святая? Змей Души?»

И тут он вспомнил, кто он такой.

Его зрачки расширились.

— Я... проснулся.

Обрывочные воспоминания о бесчисленных кошмарах захлестнули его разум, каждый из которых был мучительнее другого. Некоторые из них уже исчезали, как обычно исчезают сны. Но некоторые оставались, почти такими же яркими и живыми... и ужасными, как и тогда, когда он их пережил.

Санни вздрогнул и издал придушенный крик.

На несколько мгновений его самоощущение стало хрупким, безумие его кошмарного «я»