Говард поправил очки.

– Ты ошибаешься.

– Значит, вам заплатили… Пожалуйста, Говард. Мне наплевать на то, что вы сделали. Я здесь не для того. Я лишь хочу узнать правду об отце.

– Кейт, ты представить себе не можешь, во что впутываешься, – сказал он. – Ты теперь замужем. Уезжай. Построй свою жизнь заново. Роди детей…

– Говард. – Кейт схватила его холодную, вялую руку. – Вы не понимаете. Те, кого вы защищаете, пытались убить меня тоже!

– Кого я защищаю… – Говард бросил взгляд на жену и закрыл глаза.

– Это случилось сразу после того, как я встречалась с вами, – сказала Кейт. – На реке Гарлем, где я занимаюсь греблей. Кто-нибудь следил за нами, Говард? Кто-нибудь знал, что я о нем спрашиваю? Я многое теперь узнала о своем отце. Теперь я знаю, что он не был таким, каким я его себе представляла. Но пожалуйста… Мать пыталась что-то рассказать мне, когда ее убили. Почему вы от меня что-то скрываете?

– Потому что ты не захочешь это знать, Кейт. – Бухгалтер уставился на нее. – Потому что дело было вовсе не в покрашенных пресс-папье из золота или «Пас экспорт». Мы всегда продавали им золото. Ты не понимаешь… именно это делал твой отец!

Кейт не сводила с него глаз.

– Что?..

Говард снял очки. Вытер пот с побледневшего лица.

– Ты должна мне поверить, – сказал он. – Я никогда, поверь мне, никогда не думал, что кто-нибудь может пострадать. И уж точно не Шарон. – Он упал в кресло. – Или, Господь мой свидетель, ты.

– Кто-то надавил на вас, ведь так, Говард? – Кейт подошла и опустилась перед ним на колени. – Обещаю, вы никогда больше не услышите обо мне. Но сейчас, пожалуйста, скажите мне правду.

– Правду… – Бухгалтер грустно улыбнулся. – Правда совсем не такая, как ты думаешь, Кейт.

– Тогда скажите мне. Я только что похоронила мать, Говард. – Кейт говорила решительно. – Этому нужно положить конец.

– Я же просил тебя не лезть во все это. Я говорил, что ты не захочешь этого знать. Вот чем мы занимались: переводили деньги для колумбийцев, друзей твоего отца. Благодаря этому вы заимели роскошный дом, дорогие машины. Ты думаешь, что я предал твоего отца? Я обожал твоего отца. Я бы сделал для него абсолютно все. – Он сжал губы. – И я действительно сделал.

– Что именно вы сделали, Говард? Кто заплатил вам за то, чтобы сдать его ФБР? Вы должны сказать мне, Говард. Кто?

Когда он ответил, ей показалось, что в нее с огромной скоростью врезался метеор: один мир исчез в мгновение, а из руин поднялся другой, который перед ее глазами разлетелся на части.

– Бен. – Бухгалтер поднял расширенные, полные слез глаза. – Бен велел мне пойти в ФБР. Мне действительно заплатили, Кейт, но сделал это твой отец.

Эта сцена возникла перед мысленным взором Кейт, когда она возвращалась поездом в город. Во время продолжительной поездки, под постукивание колес и среди безликих пассажиров, слова Говарда огнем жгли ее голову.

«Мне действительно заплатили, Кейт, но сделал это твой отец».

Заплатил, чтобы он слил информацию ФБР. Чтобы сдал его. Почему? Почему отец захотел разрушить свою жизнь и жизнь тех, кого он любил? Почему он хотел, чтобы его посадили в тюрьму, заставили давать показания? Чтобы нужно было прятаться? Как могла Кейт решить, кем же он на самом деле был, почему так поступил и на что был способен, на основе всей своей запутанной жизни?

Из глубин памяти возник голос. Сцена из детства, которую она не вспоминала много лет. Голос ее матери – отчаянный, смущенный. Он заглушил шум поезда, заставил Кейт вздрогнуть и поморщиться, даже сейчас.

– Ты должен выбрать, Бен. Сейчас!

Почему она вспомнила об этом в данный момент? Ведь ей всего лишь хотелось понять, что значило признание Говарда.

Почему именно сейчас?

Она увидела себя в тот день. Ей было года четыре. Все происходило в старом доме в Харрисоне. Она проснулась ночью. Услышала голоса. Сердитые голоса. Она слезла с постели и прокралась на лестничную площадку.

Голоса принадлежали ее родителям. Они ссорились, и она вздрагивала при каждом слове. Ее родители никогда не ссорились. Почему же они сейчас такие рассерженные?

Кейт села на пол. Теперь она четко слышала каждое слово. Все вернулось к ней через годы. Родители находились в своей комнате. Мать была расстроена, пыталась сдержать слезы. А отец кричал. Она никогда раньше не слышала, чтобы он кричал. Она подобралась поближе к перилам. И сейчас, в поезде, его слова звучали четко.

– Не лезь в это дело! – кричал отец. – Тебя это не касается. Это не твое дело, Шарон.

– Тогда чье это дело, Бен? – Кейт слышала слезы в голосе матери. – Скажи мне, чье?

О чем это они спорят? Или она в чем-то провинилась?

Кейт вцепилась в перила. Начала осторожно спускаться вниз, постепенно, по ступеньке. Голоса зазвучали громче. И в них была горечь. Они иногда попадали в поле ее зрения. Отец был в белой рубашке, галстук распущен. Его лицо было моложе. Мать была беременна. Разумеется, она ждала Эмили. Кейт не могла понять, что происходит. Знала только, что никогда не слышала, чтобы ее родители так ругались.

– Ты мне не указывай, Шарон. Не смей мне указывать.

Мать шмыгнула носом и потянулась к нему.

– Пожалуйста, Бен, ты разбудишь Кейт.

Он оттолкнул ее.

– А мне наплевать.

Кейт сидела на лестнице и дрожала. Больше она ничего не запомнила. Только отдельные отрывки. Они скользили в ее голове и пропадали. Что-то было в нем совершенно отличное от человека, которого она знала, чужое, особенно в глазах. То был не ее отец. Ее отец был совсем другим. Он был мягким и добрым.

Мать встала перед ним.

– Мы – твоя семья, Бен. Не они. Ты должен выбрать, Бен. Сейчас!

Тут отец сделал то, чего ни до, ни после никогда не делал. Почему она сейчас об этом вспоминает? Она отвернулась, точно так же, как она отвернулась на лестнице тогда, примерно двадцать лет назад. До того, как она похоронила жестокость в его глазах и его поступок в более счастливых воспоминаниях, которые казались ей настоящими.

Он ударил мать по лицу.

Он этого хотел.

Именно это Кейт поняла, когда сошла с поезда. Когда шагала по вокзалу и выходила на улицу, не видя ничего перед собой.

Ее отец этого хотел.

Вот что сказал ей Говард. Он хотел, чтобы его разоблачили, раскрыли его долговременные связи с семьей Меркадо. Он хотел свидетельствовать против своего друга. Сесть в тюрьму. Поставить семью, которую он якобы любил, под угрозу. Почему? Он сам предопределил уничтожение своей комфортабельной, с виду идеальной жизни.