На первой сессии я узнал только одно: Катерина была вдовой. Уже пять лет, как не стало ее мужа, с которым они прожили всего полтора года и которого она очень любила. Было видно, что эта тема до сих пор болезненна для моей клиентки. Так стало понятно и преобладание черного цвета в ее одежде. Сначала Катерина просто закусывала губу, видимо, пытаясь, сдержать слезы; а потом, начав рассказывать, все-таки расплакалась. Я подал ей носовой платок. В моем кабинете они стоят в большой коробке в середине стола, но почему-то не все пациенты обращают на них внимание. Катерина недовольно оттолкнула мою руку, сказав, что сама может взять платок. Я отметил ее нездоровую самостоятельность. Принять протянутый носовой платок — такое банальное действие, равно как и протянуть носовой платок плачущему человеку. Однако даже это вызвало у девушки агрессивное сопротивление.

Катерина затряслась. Я не знал, как помочь ей. Судя по ее реакции, предлагать свою поддержку было преждевременно. Почти треть сессии мы сидели в тишине: Катерина приходила в себя, а я ждал от нее сигнала, по которому можно было бы продолжать работу.

Меня удивило вот что: когда Катерина наконец справилась с собой, она тихо поблагодарила меня за то, что я не стал расспрашивать ее, приставать или пытаться иным образом ее расшевелить. Она рассказала, что уже начинала как-то ходить к психологу. И каждый раз, когда Катерина начинала плакать, тот пытался обнять ее, прижать к себе. Женщина видела в этом завуалированную попытку соблазнения, а поскольку плакала она часто, то уже через месяц перестала ходить к тому специалисту — очень уж неприятным было для нее нарушение границ личного пространства.

На установление контакта с Катериной ушло много времени. Некоторым своим пациентам я даю домашнее задание, уже начиная с первой или второй сессии, но с Катериной я боялся даже заговаривать о самостоятельной работе. Девушка одновременно побаивалась себя и презирала. Такие чувства наше собственное сознание принять не может, а потому проецирует их на окружающих. Послушать ее — так все сплошь и рядом были людьми недостойными, бесполезными и вызывающими насмешку. На самом же деле человек, который много и не по делу злословит о других, относится так к самому себе.

Меня Катерина тоже презирала, но чуть меньше, чем остальных. То есть немного надеялась на то, что я смогу ей помочь.

* * *

После смерти Кирилла Катя попала в психиатрическую лечебницу. Точнее, попала она туда после попытки суицида, которую девушка предприняла сразу после похорон мужа. Катя просто не видела смысла жить дальше и не понимала, как это делать. У Кати было не так много близких друзей, но они поддерживали ее как могли. Говорили слова утешения, постоянно находились рядом, проявляли участие и заботу. Но все это было неважно для Кати, эти действия ничего не значили — ведь никто не мог вернуть ей мужа. Какие бы слова ни говорили окружающие, это ничего не меняло.

Смерть Кирилла не была для Кати неожиданностью. Диагноз был им с мужем известен, и исход ожидаем. Диагностировали заболевание на поздней, терминальной стадии, когда лечение уже не имело смысла. Да и без того развитие болезни было ураганным: молодой мужчина сгорел буквально за два месяца. Он отказался от любой терапии и решил до конца своих дней жить обычной жизнью. Они с Катей съездили в небольшое путешествие, каждый день которого был пронизан болью скорой утраты и невыразимым счастьем от того, что они все-таки вместе, все-таки рядом. Когда они вернулись домой, боли, мучавшие Кирилла, стали практически невыносимыми. Кате удавалось добывать наркотики в тех дозах, которые давали облегчение.

В последние дни жизни мужа Катя вовсе не выходила из дома. Работала она удаленно, почти не спала: у нее горел проект, у нее умирал муж. И проведя почти неделю без отдыха, в какой-то момент на несколько минут Катя забылась болезненным сном вымотанного до предела человека. Она задремала прямо рядом с Кириллом, а, когда проснулась, муж уже не дышал.

Как только утихли заботы, связанные с похоронами, многие знакомые посчитали свой формальный долг исполненным и перестали проявлять участие. Катя больше времени стала проводить наедине с собой и своими мыслями — точнее, с воспоминаниями о Кирилле. Больше в ее голове ничего не было, только лицо мужа и моменты их семейного счастья. Катя не старалась прогнать эти мысли, наоборот, она культивировала свое горе, нагнетала еще больше страданий и в конце концов поняла, что больше не может. Единственным разумным выходом ей казалось самоубийство, только оно могли спасти Катю от дальнейшего ужаса жизни с кровавой раной в сердце.

Дальше все происходило как в кино. Ванная, бритва, мама, вовремя приехавшая навестить дочку, потом «скорая», реанимация, ну и дальнейший очень длительный этап — психиатрическая лечебница.

Первое время друзья часто навещали девушку, продолжали говорить слова поддержки и одобрения. Обещали, что все будет хорошо, что скоро Кате полегчает, она сможет жить дальше, как прежде. Катя практически всегда находилась под воздействием препаратов, поэтому все происходящее казалось ей расплывчатым, как в тумане. Смысла слов она в большинстве случаев не улавливала и особо не прислушивалась. Конечно, видя такое состояние своей подруги, знакомые все реже и реже стали появляться, а если и приходили, то явно тяготились визитами.

Именно в больнице Катя полюбила наблюдать за деревьями. Окно ее палаты выходило на сквер, и девушка могла целый день лежать на кровати, глядя сквозь стекло на кроны.

Спустя несколько месяцев врачи сочли состояние Кати удовлетворительным и отпустили ее домой. Еще полгода она пила антидепрессанты. После больницы друзей у нее почти не осталось, а потребность Кати в общении снизилась до нуля.

* * *

Как объясняется сам термин — психотерапия? Психо — это душа, и естественно, что психотерапия — ее лечение. Но и не только! Как фармакотерапия — это лечение с помощью фармакологических средств, так и психотерапия — это лечение душой. Своей душой, большой, понимающей, принимающей, психотерапевт лечит душу своего пациента, смятенную, отчасти деформированную. Психотерапевт выправляет душу того, с кем работает, расправляет, дает ей свободу. Но только ли психотерапевт способен это сделать? Сейчас мне часто доводится слышать фразу: «Зачем мне идти к психотерапевту? Пошел, с другом поговорил — вот и вся психотерапия!» И могу подтвердить: в этом есть определенный смысл. При стрессовых ситуациях, при небольших психических травмах, которые происходят на фоне относительно здорового функционирования личности, просто дружеский разговор может помочь расправиться от ситуативной деформации. Так выложенная случайному попутчику история жизни облегчает душу, и этот эффект тоже можно назвать психотерапевтическим. Случайный попутчик часто просто выслушивает, не критикуя и не осуждая.

Итак, Катерина была вдовой пять лет. Муж ее скончался от рака. Катерина небольшими порциями рассказывала мне обо всем — я видел на ее лице эмоции: и радость, и возбуждение, и восхищение, и отчаяние… Но ведь это было прошлым! А при малейшей попытке обсудить события настоящего лицо Катерины становилось безразличным, усталым, исполнялось отвращения.