— Ты какая-то… взвинченная, — заметила за столом мама.

— Погода меняется, — буркнула я, ковыряя вилкой котлету. — Голова болит.

— Рано тебе еще метеозависимостью страдать, — она поджала губы. — Это от прыжков твоих все.

Доев со скоростью ракеты, я утащила Димку домой. По дороге зашли в магазин и накупили всяких вкусняшек, запрещенных бабушкой. Воскресенье же, можно и побаловаться. Не успели зайти домой, в сумке взвыл телефон. Незнакомый номер. Почему-то я не сомневалась, кто это.

— Эра, давай договоримся сразу, на аэродроме у нас нет никаких отношений, — даже не поздоровавшись, заявил Никита.

— А что, у нас есть какие-то отношения? — осторожно поинтересовалась я. — Вне аэродрома?

— А ты хочешь, чтобы они были? — после паузы спросил он.

Теперь уже зависла я, вдумываясь в смысл фразы, поскольку не услышала ударения ни на «хочешь», ни на «были». Понимай как знаешь.

— Але, гараж, ты еще там? — напомнил о себе Никита.

— Д-да… Хочу…

— Ну и отлично. Увидимся.

Телефон пискнул, обозначив конец разговора. Положив его на стол, я закрыла лицо руками и расхохоталась.

— Мам, ты чего? — Димка дернул меня за штанину.

— Да так, вспомнила смешное.

Поскольку он смотрел выжидательно, а я не могла припомнить ничего подходящего, схватила пакетик «Читос»:

— Будешь?

Он сразу переключился и потащил меня к себе в комнату. Мы сидели на ковре, по очереди таскали из пакета палочки и собирали из «Лего» робота, отнимая друг у друга детали. Пока собрали, накрошили так, что пришлось пылесосить.

Уже вечером, уложив Димку спать и стоя под душем, я снова вспоминала все. Вчерашние поцелуи, сегодняшнее утро, телефонный разговор…

Господи, что я делаю, какие отношения?! Месяц назад развелась. У меня ребенок, в конце концов.

И опять вспомнила, как он гладил меня за ушами. Будто кошку.

Мур-р-р…

В понедельник я посматривала на телефон. Тишина.

Ну супер! Увидимся на аэродроме, а на аэродроме у нас никаких отношений. И чего было спрашивать, хочу ли я вообще этого? Проверка слуха?

Ну и черт с тобой, Мухин! И мандарины я не люблю, кстати.

Во вторник, ближе к концу рабочего дня телефон все-таки ожил.

— Эр, ты во сколько заканчиваешь? — видимо, это было для него обычным: обходиться без «привет» и прочих глупостей.

— В пять, — буркнула я, еще не решив, рада ли его звонку или снова злюсь.

— Я на Невском. Заехать за тобой?

— Мне в садик за Димкой надо, — я едва не сказала «да».

— Ты на машине?

— Нет.

— Тогда заеду. Где тебя ждать?

Мое озадаченное мычание Никита понял правильно:

— Слушай, я же не предлагаю вотпрямщас знакомить меня с ребенком. Просто довезу до садика.

Когда я вышла через служебный вход на Инженерную, со стоянки мигнул дальним светом вполне так брутальный черный Ленд Крузер. Огромный, как танк.

— Это ж стремянку надо, чтобы вскарабкаться, — пробурчала я, с трудом забравшись внутрь.

— Угу, — кивнул Никита. — Как такса на шкафу.

— Ты или я? — уточнила зловредно.

— Какая разница?

Целовались мы минут пятнадцать. Потом ехали — искоса друг на друга поглядывая. И еще разок повторили, когда подъехали к садику.

— До завтра! — мне все-таки удалось от него отлипнуть.

Вышла, подождала, пока Кукурузер отъедет. Облизнула губы, с трудом перевела дыхание.

— Бред какой-то…

Из садика мы с Димкой ходили обычно по Седьмой линии до метро, там сворачивали на Средний. Шли, разговаривали, и, видимо, у меня от гормонального выхлопа фатально сузилось поле зрения. Потому что увидела, только когда чуть не столкнулись лоб в лоб. Когда уже поздно было делать вид, что не заметила.

— Привет, — пробормотала растерянно.

[1] Термины парашютного спорта:

формация — парашютисты, совершающие групповой акробатический прыжок

разбежка — удаление членов формации друг от друга на расстояние, позволяющее безопасное раскрытие купола

нейтральный купол — купол парашюта, не имеющий собственной горизонтальной скорости

Инна

Водолей уехал очень рано. Мы попрощались с вечера, и будить меня он не стал. Только почувствовала сквозь сон, как поцеловал перед уходом. А когда в начале десятого вышла из душа, Воцап уже вывесил единичку сообщения:

«Все в порядке. Целую».

Выдохнула с облегчением — всегда волновалась, если летел самолетом. И тут же снова накатила паника. Как ночью, когда попросила не уезжать. Глупость, понимала ведь, что не может остаться. Само выскочило. Так и до нервного срыва недалеко.

После утренней репетиции зашла в гримерку за сумкой и вдруг увидела на столе крафтовый сверток. Аж в глазах потемнело от ужаса. А потом разглядела, что это просто скомканный кусок бумаги. И окончательно поняла, что так дальше продолжаться не может. Или вывалю на кого-то все без остатка, или сойду с ума.

Баблузы в мастерской не оказалось. За последнюю неделю мы с ней вообще не разговаривали. Я заглядывала, здоровалась и летела дальше — времени не было.

— Заболела Луиза Фридриховна, — не отрывая головы от работы, сказал механик Володя.

— Что такое? — испугалась я.

— Простудилась.

Я тут же достала телефон и набрала номер. Баблуза отозвалась после десятого гудка. Хриплым сонным голосом:

— Ну вот, только заснула.

— Прости, ба. Что с тобой?

— Да ничего страшного. Обычный вирус. Пить и спать.

— Я зайду?

— Ни в коем случае, — она закашлялась. — Еще тебе не хватало подцепить.

— Да поговорить хотела.

— Нусь, точно не сегодня. Сова никакая. Никакущая.

— Ладно, — вздохнула я. — Не горит. Лечись хорошенько.

На самом деле горело. Да еще как. Австралийский степным пожаром. Закон подлости в действии. Но тут уж ничего не поделаешь.

Я принесла в мастерскую свою утку-испанку, с которой ездила на гастроли, и занялась мелким ремонтом. Вечернего спектакля у меня не было, но идти домой не хотелось. Просидела до начала шестого, поплелась на маршрутку, то и дело оглядываясь. Какие там прогулки пешком, когда паранойя на марше.

Вышла у метро и через два шага… едва не столкнулась с Эрой. Бежевое пальто, высокие сапоги, собранные в низкий узел волосы. За руку она держала мальчика лет четырех в синей курточке. Темноволосого и темноглазого, совсем на нее не похожего.