— Ничего страшного. Мы спокойно отменим четвертую бронь.

— Прости, Алек. Я еще так слаба. Может быть, в другой раз.

— Да, в другой раз, — согласился он. — Не беда, не волнуйся.

— Когда ты вернешься?

— В следующий вторник, полагаю.

— А мне как быть? Остаться здесь?

— Если Ева не возражает. Спроси у нее.

— И ты тогда сможешь за мной приехать? — С ее стороны это было еще более эгоистично, чем отказ лететь в Нью-Йорк. — В принципе, это ни к чему. Я… Я спокойно сама доберусь на поезде.

— Нет. Думаю, я смогу приехать. Если все будет нормально. Позже свяжусь с тобой и сообщу.

Возможно, у него запланировано какое-нибудь совещание. Ненавистный телефон только еще больше отдалял их друг от друга. А ей хотелось быть рядом с ним, хотелось видеть его лицо, как он реагирует на ее слова. Хотелось прикоснуться к нему, дать понять, что она любит его больше всего на свете, но ехать в Нью-Йорк с Дафной Боулдерстоун — это выше ее сил.

Уже не в первый раз она чувствовала, что между ними зияет пропасть. Пытаясь преодолеть отчуждение, она сказала:

— Я очень скучаю по тебе.

— Я тоже.

Не помогло.

— Как рыбалка? — спросила она.

— Превосходно. Тебе все шлют привет.

— Позвони перед отъездом в Нью-Йорк.

— Непременно.

— Еще раз прости, Алек.

— Ничего. Я предложил, ты отказалась. Ничего страшного. Спокойной ночи. Приятных снов.

— Спокойной ночи, Алек.

В половине шестого утра Габриэла Хаверсток, лежавшая без сна с трех часов ночи, откинула мятую простыню и тихо встала с койки. У противоположной стены спал мужчина; на светлой подушке темнели его волосы и щетинистый подбородок. Его рука лежала на груди, голова повернута в сторону от нее. Габриэла надела старую футболку, что некогда принадлежала ему и, босая, бесшумно пробралась на камбуз в кормовой части судна. Нашла спички и зажгла конфорку на маленькой газовой плите, закрепленной в карданном подвесе. Наполнила водой чайник, поставила его кипятиться и поднялась в рубку. За ночь выступила роса, палуба была сырая, в капельках воды.

В рассветных сумерках водная гладь гавани была похожа на стеклянное полотно. Все суда, швартовавшиеся вокруг, еще спали, едва заметно покачиваясь на воде, словно дышали во сне. Набережная просыпалась. Завелась машина; на пристани темнокожий мужчина спустился в деревянное суденышко, отвязал его от берега и сел за весла. Габриэла слышала каждый всплеск, возникавший при погружении весел в воду. Лодка двигалась по гавани, оставляя за собой стрелку ряби на воде.

Сент-Томас, Американские Виргинские острова. Ночью под покровом темноты к берегу пристали два круизных лайнера. Казалось, в гавань неожиданно вторглись небоскребы. Габриэла глянула вверх и увидела, как на судовых надстройках работают матросы. Они крутили лебедки, натягивая канаты, драили палубу. Под ними обращенная к ней боковина высокого корпуса была усеяна рядами иллюминаторов, за которыми в своих каютах спали туристы. Чуть позже, когда рассветет, они выйдут на палубу в бермудах, смешных цветастых рубашках и, облокотившись на перила, будут смотреть на яхты так же, как она сейчас смотрит на них. А еще через некоторое время, увешанные фотокамерами, они сойдут на берег, спеша потратить свои доллары на плетеные соломенные сумки и сандалии, на вырезанные из дерева статуэтки темнокожих женщин, держащих на голове корзины с фруктами.

За спиной у Габриэлы на камбузе зашипел кипящий чайник.

Она спустилась вниз, заварила чай. Молоко кончилось, поэтому она бросила в кружку ломтик лимона и залила его чаем. С чашкой в руках пошла будить его.

— Умм? — Он повернулся, когда она тряхнула его за голое плечо, зарылся лицом в подушку, почесал голову, зевнул. Потом открыл глаза, увидел, что она стоит над ним. Спросил: — Который час?

— Без четверти шесть.

— О боже. — Он снова зевнул, сел в постели, вытащил из-под себя подушку и сунул ее под голову.

— Я тебе чаю налила, — сказала она. Он взял кружку, попытался глотнуть обжигающую жидкость. — С лимоном. Молока нет.

— Я понял.

Она оставила его, налила себе чаю и с кружкой в руках вышла на палубу. С каждой минутой становилось светлее, небо голубело. Как только встанет солнце, влага высохнет, испарится. И наступит еще один день, еще один жаркий ясный день. Типичный вест-индский день.

Через какое-то время он тоже появился на палубе — в старых грязных белых шортах, в серой спортивной рубашке, босоногий. Прошел на корму, стал возиться с фалинем шлюпки, почерневшим от соприкосновения с якорной цепью.

Габриэла допила чай и снова спустилась вниз. Почистила зубы, умылась в маленьком тазу, надела джинсы, парусиновые тапочки, футболку в сине-белую полоску. Ее красный нейлоновый рюкзак, который она собрала накануне вечером, стоял у койки. Рюкзак был открыт, и теперь она покидала в него то, что не уложила с вечера, — непромокаемый мешочек с мылом и губкой, щетку для волос, теплый свитер в дорогу. Вот и все ее вещи. За полгода, проведенные на яхте, гардероб ее не пополнился. Она затянула веревку на рюкзаке, завязала ее морским узлом.

С рюкзаком и сумкой через плечо она поднялась на палубу. Он уже был в шлюпке, ждал ее. Она передала ему рюкзак и, спустившись по трапу, ступила в утлое суденышко. Села на носовой банке, зажав рюкзак между коленями.

Он завел подвесной мотор. Мотор чихнул разок и затарахтел как мотоцикл. Они поплыли к берегу. Габриэла оглянулась на яхту. Красивый грациозный белый одномачтовый шлюп пятьдесят футов длиной; на его транце золотом сверкало название — «Тортола». Через плечо мужчины она смотрела, как яхта исчезает из виду.

У пристани он пришвартовался, бросил ее багаж на причал, выпрыгнул следом. Подал ей руку, помог выбраться из шлюпки. Некогда для этой цели существовали сходни, но их сдуло ветром во время урагана, а новые так и не построили. Они пошли по причалу, поднялись по лестнице на территорию отеля. Прошли через сад мимо бассейна, где не было ни души. За административным корпусом гостиницы под пальмами находился внешний двор, где стояли два такси с дремлющими в них водителями. Он разбудил одного. Тот потянулся, зевнул, сунул в багажник ее рюкзак и завел мотор, приготовившись ехать в аэропорт.

Он повернулся к Габриэле.

— Ну что, будем прощаться?

— Да. До свидания.

— Еще увидимся когда-нибудь?

— Не думаю.

— Мне было хорошо с тобой.

— Мне тоже. Спасибо тебе за это.