— Что-о-о? — на несколько секунд агентесса замолчала, то ли будучи не в силах подобрать адекватные обуревавшим ее эмоциям слова, то ли просто задохнувшись от подобной наглости. — Да как вы смеете?!!

Крис Ханко, полуобернувшись, окинул мисс Келлер быстрым взглядом — и немедленно отвернулся.

— Лучше мне на это не смотреть, — пробормотал он, уставясь в землю перед собой. — А то…

— Мы ей уше битый чаш то же шамое твердим, — пожаловался сержант. — Может, хоть вам она поверит?

— Так все же, — громко осведомился полукровка, останавливаясь позади капитана. — Какая, по-вашему, сила, прекрасная леди… ведь вы настоящая леди, с первого взгляда видно…

При этих словах гнома Линда, бешено взвыв, рванулась вперед — но гоблинские ремешки были рассчитаны и на куда более буйную дичь.

— …может помешать нам, — невозмутимо продолжил гном, — попросту развернуться и уйти?

— Как насчет людской солидарности? — предложил Моргенау.

— Не пойдет, — отрицательно мотнул головой Уин. — Я — не человек.

— О, прошу прощения… мне вас не видно.

— А из сострадания?

— Тоже мимо, — отозвался Ханко. — Если говорить о сострадании и милосердии, то проще всего было вас пристрелить.

— Оштается только жадношть, — сержант Флеминг был, похоже, чуть ли не единственным из участников дискуссии, которого происходившее откровенно забавляло. — Вы, парни, шогли ради наш такую уйму патронов…

— Сильный аргумент, — кивнул гном, снимая с пояса нож. — Принимается.

Капитан скорее догадался, чем почувствовал, как его руки, освободившись от пут, бессильно повисают вдоль туловища… затем Малыш махнул ножом еще раз, и Мигер растянулся на земле.

— Идти сможешь? — деловито осведомился Крис.

— Ползти, — пробормотал ирландец, пытаясь приподняться… или хотя бы приподнять голову.

Успехом увенчалась лишь третья по счету попытка… при этом капитан обнаружил, что лежит, почти уткнувшись носом в труп троллегоблина. Последний жутко вонял — учитывая, что процессы разложения никак не могли длиться больше трех минут, это, по всей видимости, был его «естественный» запах — а покрывавшая тело сверху рвотная масса вполне успешно дополняла этот аромат до сочетания «непереносимо-отвратный». Мигер резко откатился в сторону, сел и лишь затем вяло удивился собственному подвигу.

— То-то же, — одобрительно заметил наблюдавший за вышеописанной сценой Ханко. — А то, чуть что, сразу «Нашатырь! Нашатырь!». Прав был мой папуля, когда говорил, что нет в природе лекарства лучше свиного дерьма… свежего.

— И что же, — полукровка двумя взмахами рассек путы сержанта Флеминга, сумевшего, в отличие от своего командира, удержаться на коленях, и перешел к следующему пленнику, — твой почтенный отец лечил подобной э-э… панацеей?

— А все подряд, — весело откликнулся Крис. — Старших братьев моих, помнится, чаще всего приходилось пользовать от похмелья. Рецепт был следующий — мордой в дерьмо, мордой в корыто с водой… а водичка была такая, что в трех шагах от корыта зубы ломить начинало… потом пара оплеух и напоследок — отмывка того самого корыта… до блеска.

— Вот этому, — заметил Малыш, глядя на безвольно осевшее тело освобожденного им кавалериста, — сейчас бы не повредила доза твоего фамильного эликсира.

— Ну, папашкиных оплеух я тебе продемонстрировать не смогу, — сказал Ханко. — Хоть и дразнили его соседи «горячим финским парнем», но зато уж когда он расходился, на дюжину ярдов, бывало, улетали… сквозь два забора. Что же до этого парня… — он наклонился над неподвижным кавалеристом, озабоченно присвистнул и, выпрямившись, заорал: — Эй, зеленый… тут работа для тебя!

— Тут работа для могильщика, — сержант Флеминг попытался встать с колен, но вместо этого неожиданно для себя очутился на четвереньках. — Бедняга Додшон вручил швою душу Гошподу еще чаш назад… ш такой-то дырой в боку. Жаль… он был хорошим кавалериштом.

— С удовольствием бы выбил ваши слова на его могильном камне, сержант, — сказал Ханко, снимая шляпу, — но, увы, — на пару секунд он замер над Додсоном, прижав шляпу к груди, а затем вновь нахлобучил ее. — Если мы попытаемся проделать это, то нам самим могильщики уже не понадобятся. Зеленый, что ты там уже жуешь?

Последняя фраза относилась к подходившему Ыыгыру Ойхо, челюсти которого и впрямь шевелись с размеренностью паровозных шатунов. Вместо ответа тот удостоил Криса очередным мрачным взглядом, подошел вплотную к все еще стоявшему на четвереньках сержанту Флемингу и, сплюнув на ладонь, сунул ее под нос последнему со словами «На, жри!».

— Шо это жа дерьмо? — с подозрением осведомился сержант, отодвигаясь от остро пахнущей коричневой массы, которая по цвету, да и по консистенции, весьма напоминала этот обсуждаемый недавно продукт.

— Хочешь беззубым ходить? — задал встречный вопрос шаман. — Не? Тогда жуй… и через пол-луны зубы будут как у аллигатора… в пять рядов, гы-гы-гы!

— Быстро же вы, любезный, перекрасились, — заметил Моргенау, который — благодаря тому, что привязывавшие его гоблы сочли возможным ограничиться почти символическими завязками — оказался единственным из освобождаемых, сумевшим удержаться на ногах.

— Умный патамучта, — невозмутимо отозвался Ыыгыр Ойхо. — Мы ж теперь вроде как одна банда… пока не получится вашими черепами мой личный шест украсить… особенно твоим, Ханко.

— Мерзавцы, а мерзавцы, — простонала Линда Келлер. — Может, кто-нибудь из вас, подонков, все-таки наберется смелости и освободит мне хоть одну руку? Пожалуйста!

— Только в том случае, мисс, — сказал Уин, подходя к ней, — если вы, мисс, торжественно поклянетесь не кусаться… потому что иначе я лучше поищу общества какой-нибудь оголодавшей пумы.

— Клянусь!

Я сидела в приемной епископа уже почти час, и это занятие понемногу начинало мне нравиться.

Здесь имелись мягкие глубокие кресла, приятный глазам — после ослепительно белого камня полуденных улиц Мехико — полумрак, а главное, в старинном здании царила прохлада.

Для того чтобы летом чувствовать себя белым человеком в столице этой проклятой страны, надо повсюду таскать за собой не меньше трех слуг — с большим зонтиком, очень большим веером и еще большим подносом с чем-нибудь прохладительным. В противном случае ты очень быстро начинаешь понимать, как хорошо бывает снеговикам по-весне…

Вначале я еще развлекалась тем, что раз в пять минут извлекала из кармана рубашки длинную «гавану» — нет, курить я не начала, просто отказываться от дармовой десятидолларовой сигары тоже не в моих привычках — и вежливо интересовалась наличием огня у согнувшегося за столиком секретаря. Паренек, впрочем, оказался на диво сообразительным — уже на четвертый раз я вместо ожидаемого надрывного стона: «Сеньорита, здесь не курят!», удостоилась всего лишь преисполненного ненависти взгляда. Жаль, право… других невинных развлечений я придумать не могла, а на что-то более существенное у меня попросту не было сил и желания — и то и другое выпарилось из меня уже на полпути к резиденции монсеньора.