— Так-так, а прочие страховать уже нет смысла?

— От угона? Естественно! Это же не автомобили!

— А те, кто брал у вас «хонду»?

— Подозреваю, что они уже давно бы покинули Италию, в нашем воображаемом случае. Могут сюда и не вернуться, и даже с моей помощью иметь потом проблемы на территории всей Европы. Но тут надо посчитать, сколько стоит мое рабочее время. В случае с «хондой» — да, оно того стоит, ведь без полиции я ничего не получу по страховке.

— Так, ну а когда пропадает старый, незастрахованный, давно окупивший себя мотоцикл?

— Сто евро, — махнул рукой он. — Для того, чтобы полиция его вычеркнула из списков, не глядя на номера, которые я должен отвинтить и им принести. Обычная процедура, они понимают, что мотоцикла у меня больше нет.

Я внимательно посмотрел на него. Он улыбался в усы и рассматривал мою сигарету.

— Синьор, — сказал Умберто, — повторю: я не уверен, что у меня такие же хорошие глаза, как были когда-то. Но они увидели двух очень симпатичных сельских парней, которые мелькнули у входа в мою лавку, убедились, что вы здесь, и сгинули. Но не совсем. Посмотрите направо…

Я направо смотреть не стал, вместо этого улыбнулся ему.

— Вот именно. Я здесь родился и вырос, — сообщил мне он.

Я втянул ноздрями запахи улицы: бензин, молочный запах сыра из пиццерии напротив, хвоя и жасмин над каменной оградой. Интересно, а он чувствует ли все эти запахи? Или для этого надо уехать на неделю, потом вернуться, вдохнуть полной грудью и понять, что ты снова дома?

А если я куплю у него вот этот домик за оградой — вон же черепица за зелеными ветвями, и в лавку явно можно войти из сада внутри — буду ли я ощущать эти запахи всегда, или через месяц перестану их замечать?

Да только он не продаст. И правильно сделает. Не всё продается.

— Ну, что ж, синьор, посмотрим на мои записи? — предложил он. — Пока только один довольно старый мотоцикл у меня задержался. Так что всё будет просто.

Всё было более чем просто. Оторванные номера, которые я то держал под кроватью, то засовывал за обшивку сиденья «мерседеса», я знал уже наизусть. Вот они, в его амбарной книге.

Умный местный житель аккуратно вписал что-то в предпоследнюю графу.

— Вот тут, синьор, хорошо бы вам поставить подпись, похожую на вот эту. Кстати, а та девушка всё еще пробирается, согнувшись, по противоположной стороне улицы, обходя мое заведение… Симптомы знакомые. Хорошая девушка, между прочим. Пусть уж начнет снова ходить прямо.

— Я же сказал, у вас хорошие глаза. Так, а вот тут…

Я достал заготовленный заранее конверт и вручил ему.

— Синьор, это чересчур щедро, — задумался он, посчитав.

Я знал, что тысяча евро — это очень даже щедро.

— Дело в том, — пояснил я, — что у меня есть дополнительная просьба.

И я перевел взгляд на ту самую строчку, которую я только что закрыл тщательно скопированной подписью. В этой строчке значилось много неприятного. Телефон, например.

Вот теперь я понимаю, почему молодой человек исчез так, что даже не звонит. Выкинул он его, этот телефон. И правильно сделал.

Но есть ведь не только телефон. А много чего другого.

— Синьор Умберто, а можно ли сделать так, чтобы этой записи вообще не существовало? И всего, что к ней прилагается?

Вот теперь он уже поверил, что никакой щедрости тут нет. Но, впрочем, особо не удивился.

В мои руки перекочевали целая страница с теми самыми записями и еще пачка копий документов. В том числе страниц паспорта. Паспорта Лены. Как его вообще зовут, этого героя с зелеными глазами?

— Это будет означать, что мотоцикл у меня уже месяц никто не арендовал, — пояснил он, сгружая кофейные чашечки в мойку. — И я решил, что его дешевле списать, чем ремонтировать.

Ну ясно, подумал я. Вот так мы улучшаем наши налоговые декларации. Никто, значит, не арендовал.

— А если где-то начнется громкое дело, то это будет означать, допустим, что какой-то плохой человек стащил мотоцикл из утилизации, — предупредил меня синьор Умберто. — Но там он должен быть без номеров, не забудьте. Потому что…

— Номеров как раз и нет, — сказал я.

— А тогда всё хорошо, — подтвердил он. — Нет номеров — нет и мотоцикла. Кто бы что ни показал полиции.

Он чуть задумался.

— А утилизация… Или лучше мне заявить, что он тут стоял, стоял, его украли, а я только что это заметил? Искать его точно не будут. Попадет в статистику, и все. И спишут. Вместе с номером.

— Да лучше так, — согласился я, уходя. — Отличный кофе, синьор Умберто.

* * *

Это было утром, а сейчас — я вышел от Бориса и задумался: куда пойти? Домой, вот пять шагов за ворота, и сразу справа мой порог? А почему мне так не хочется этого делать — боюсь, что ворвется Джоззи?

Я прошел к машине, сел за руль — все-таки когда держишь его в руках, жизнь ощущается по-иному. Выехал с площадки, осторожно повел табуретку вниз по грунтовой дороге. Вот так лучше. Я не сижу на месте, я никого не жду и не боюсь, я двигаюсь.

Виноградники — сейчас здесь тихо, сбор закончен; холмы, вверх и вниз, никогда не пытайтесь ездить на этой машине по сельским дорогам, скребет днищем о землю… роща и большой сад, а вот и черепичная крыша, плющ и виноград, кирпичные трубы — уменьшенная копия нашей крепости.

— Пришел, двуногое лекарство для женщины, — сказала мне маркиза Валерия.

Сзади ее малиново мигала чернота провала печи, и черным поблескивали ее фамильные глаза под фамильными бровями: ведьма, ждущая детей.

— Вы не знаете, маркиза, что благодаря Джоззи теперь я понимаю кое-что по-итальянски, — заметил я.

— Да всё я знаю, — негромко сказала она. — А Джоззи полчаса назад была здесь.

Тогда я сел за длинный деревянный стол, место кулинарных экспериментов, положил подбородок на руки и замолчал, глядя на нее.

— Хорошо, — удовлетворенно пробормотала она наконец — и пошевелилась, стала куда менее пугающей, заглянула в черный ковшик. — Я кормила ее вот этой штукой, соус сделала на двоих. Почему-то. Паста с бобами тебе тут еще не надоела?

— Надоела? Паста, которую вы готовили сами? Не надо так шутить.

— Я была в плохом настроении от разговора с Джоззи. Могло и не получиться. Феттучини подходят?

— Да более чем.

Только на Сицилии вы найдете эту совершенно немыслимую пасту, она бывает и в зимнем варианте, но задумана вот так: вы срываете с теплой грядки пару стручков, где бобы (большие, зеленые, похрустывающие) ждут этого часа, за несколько минут готовите из них до смешного простой соус. Но когда его только что сделала Валерия Пьетро Ланца, та, благодаря которой рецепт этот стал обсуждаться по всей Европе, — это не только удовольствие, но и честь.