– Я говорю тебе правду. Но не всю.

– Ага, то есть все время неправда. Но хоть созналась.

– Ненавижу, когда мне хамят. Я бы за тебя никогда не вышла! А художник ты прекрасный. Выставка мне очень понравилась.

– Отчего же не подошла?

– Вокруг тебя была такая толпа! И я была не одна.

– Я видел. Кто он?

– О, еще один ужасный человек. Когда-то он мне говорил о своей немыслимой любви, а потом вдруг исчез. И вот снова появился.

– Лиля, ты уверена?..

– Ах, Сол, я давно ни в чем не уверена. Меня вот с работы выгоняют.

– Как это?

– Да вот так! То есть не выгоняют пока, но если я останусь, то обязательно выгонят. Пришла новая директриса, по виду просто дворничиха. И на педсовете говорила исключительно про уборку классов и школьной территории. С ней я работать не смогу. Нужно срочно искать другую школу.

– Предложил бы тебе место в моей бригаде, да ты слишком хилая. (Он не добавил, что жена, работавшая в этой бригаде, ни за что бы этого не потерпела.)

– Ну нет! Я стараюсь работать по специальности.

– Сеять разумное, доброе, вечное…

– Не язви!

– Только из этого ничего хорошего не получается. Как сама видишь. Уже столько после перестройки, а все хуже и хуже. И куда ты пойдешь?

– В любую окрестную школу. Я привыкла приходить с улицы. Без всяких рекомендаций.

– Я бы тебя не взял. Какая-то дамочка в брючном костюме (а ты не слышала, что в школе для учителей собираются ввести дресс-код? Юбку и блузку, как пионеркам?). Да еще без семьи. Печатает статьи в умных журналах. Современной школе не нужны такие учителя. Ей нужны смирные граждане, чтобы никаких вольных мыслей. И все время начальству «под козырек».

Она вдруг разрыдалась.

– И всегда, всегда ты так… Вместо того, чтобы как-то успокоить…

– Да, я не умею. Не умею. Прости. Может, тот умеет?

Она сквозь слезы улыбнулась.

– Его самого нужно постоянно успокаивать. Он говорит, что гораздо слабее меня.

– Зачем он тебе, Лиля? (Ему хотелось продолжить: «Разве тебе не хватает меня?»)

Она ничего не ответила, пошла в ванную и появилась припудренная и повеселевшая.

– Как-нибудь проживем!

Тут ее позвала тетка, и Сол поспешил уйти.

«Все не так, все не так!» – вертелось в голове. Сердце не только не успокоилось, а сильнее заколотилось. Вечное его нервическое сердцебиение. Из них троих, может быть, он – самый слабый?

В тот день оно зачастило еще сильнее, так как вечером нагрянули без предупреждения американские дочки. Решили сделать сюрприз дорогому папочке. А мать им в этом потворствовала. Потратили на самолет все деньги, которые он послал им на жизнь. И какие смелые, дурехи! В аэропорту взяли такси, переплатив вдвое. Лучше бы он их встречал!

Машка и Дашка были погодки, шестнадцати и пятнадцати лет. Обе беленькие, разбитные и узенькие, как балерины. Обе с хитренькими и тоже узенькими личиками и наивно-жесткими, какими-то кошачьими глазами. И грация у них была кошачья – плавная и одновременно пружинистая.

Галя их ненавидела, и сейчас она демонстративно скрылась в своей комнате.

А Андрей, по своему обыкновению, стал тянуть их за легкие коротенькие юбочки.

– Уходите, уходите, каракатицы! Вы нам не нужны!

Девчонки смеялись и щелкали его по круглому «пуговичному» носу.

И висли на «дорогом папочке», щебеча, целуя, выпрашивая подарки. О, им так много нужно! И новый компьютер, и айпад, и новую машину. Хотя бы пока одну на двоих. Машка на ней будет возить Дашку в школу, когда ей выдадут права. А это очень скоро. И когда Дашка поступит в художественный лицей. Она уже посещает некоторые занятия и учится лепке из пластилина. Ее пригласили сниматься в школьном фильме. И там она сначала в роли мафиози – с чулком на голове. А потом снимает чулок – и такая сразу хорошенькая! В нее по фильму влюбляется один военный моряк. Он тоже мафиози.

А у мамы, между прочим, совсем нет денег. Ее новый друг ничего не зарабатывает. Потерял работу или вообще никогда не имел. Она говорит: «Езжайте к своему Солику, он вам все даст». Мы и приехали.

– Ты ведь дашь?

И с визгом виснут на нем, целуют и обнимают.

Он поймал себя на мысли, что к Лиле ему неловко было бы их вести. Необузданные, шумные, неинтеллигентные.

– Вы Пушкина читали? – спросил с осторожностью.

Андрей рассмеялся диким хохотом и выкрикнул:

– Златая цепь на дубе том!

Андрей, слава богу, Пушкина читал.

Машка и Дашка в изумлении смотрели на Андрея.

– Это Пушкин? – спросила Машка, более решительная, чем Дашка. И продолжила: – Мы не учим стихов наизусть. У нас ведь есть книжки. А у вас, должно быть, нехватка электронных книжек, айфонов и айпадов.

– У лукоморья дуб зеленый! – снова выкрикнул Андрей.

Девчонки захихикали.

– Какое смешное слово – «лукоморье», – сказала Дашка, более смешливая, чем Машка.

– А Шекспира? – как бы между прочим поинтересовался Сол.

– А ты «Гарри Поттера» читал? – перешла в наступление Машка. – А «Звездные войны» смотрел?

– Закроем тему, – смеясь, сказал Сол.

Да, к Лиле на этот раз он их не поведет. А совсем маленькими водил – были такие светленькие и хорошенькие, что старушки на улицах останавливались, особенно когда он шел с ними и Лилей по бульвару.

– Это ваши?

Контраст их с Лилей жгучей черноты и светленьких головок девчонок, вероятно, интриговал любопытных старушек.

Сейчас лица девчонок заострились, и в них появилось что-то хищное. Словно он наблюдал преображение инфанты Маргариты на портретах Веласкеса. И все равно он любил этих дурех, этих глупеньких хитрых куколок. Готов был расшибиться в лепешку, только бы они не чувствовали себя брошенными и несчастными. В этой своей Америке с идиоткой мамашей.

«Продам картину, – подумал он. – Жизнь мне диктует. Нужно продать. Тут не до капризов».

Последующие десять дней он был, как в вихре. Возил куда-то девчонок, покупал им подарки, платья, юбки, брошки, заколки. Водил в цирк, в кино, в парки, но только не на свою выставку – не поймут! И видел из разных углов квартиры злые глаза жены, которая ему с Машкой и Дашкой не помогала. И даже готовить перестала.

– Мне бы с Андреем управиться, – говорила она. – Няня ушла так некстати. С ним вообще не задерживаются няни. Он слишком развитой ребенок. Слишком интеллектуальный.

Интеллектуальный? Андрей? Пусть бы так. Но Солу порой казалось, что Андрей не совсем нормален. С истерическим каким-то уклоном. Весь в Галину. Возможно, правда, все дети таковы. Однако Машка и Дашка с детства были совсем другие. Веселые, позитивные и очень нахальные – во многом в него, что его в собственных глазах не возвышало. Хотелось бы умных и талантливых «еврейских детей», но – какие есть!