Отвечая на мой лукавый взгляд, Милан облизнулась и несколько холодно улыбнулась:

— Родители считали, что молодая кэрра не должна есть сладкое, мучное, жирное, острое… Никакой выпечки или деликатесов, — мелодичным голосом заговорила она, вытирая салфеткой испачканные пальцы и берясь за ручку чашечки.

Опустившись напротив, приказала служанке налить и мне какао. Меня несколько напрягал загадочный вид девушки. За прошедшие недели мы лишь дважды говорили наедине, и оба раза она намекала на всякое… Но никогда не вдавалась в конкретику, так что я не знала, чего от неё ожидать.

— В моём детстве сладкое было только по праздникам. А когда не стало отца, закончилось и оно, — ответила ей, отпивая из чашечки. — Я рада, что ты приходишь в себя. В начале осени тебя было просто не узнать. Тень, а не благородная девица.

Она легкомысленно пожала плечами и вновь запустила пальцы в тарелку с десертами. На этот раз она выудила нечто розовое, приплюснутое, с фиолетовой начинкой посередине. Десертный малиновый сэндвич. Деликатно откусив, Милан прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом, пока я размешивала сахар в чашке. А потом, будто очнувшись, ещё раз вытерла пальцы и вытащила из маленького ридикюля мятый конверт.

По гербу я опознала в нём письмо от Паули, а значит… Я потянулась за ним, но Милан быстро отвела руку в сторону, качая головой.

— Сэл, не считай меня глупее, чем я есть. Мне хватает ума догадаться, что в этом письме нечто бо́льшее, чем милая переписка двух подруг касательно подарков королю. Иначе не было бы таких предосторожностей.

Я поджала губы, возвращаясь к сладкому напитку. Милан не должна догадаться, насколько это письмо важно. Пусть думает, что хочет, но она не должна добраться до правды.

— Если желаешь, я могу показать тебе присланные Паули подарки. Среди них есть и тебе. Это должно было стать сюрпризом и благодарностью за помощь. Не знаю, что ты себе на представляла, — будто обиженно и немного равнодушно ответила ей. Сама же всё обращаюсь взглядом к конверту. Мне казалось, что в нём есть нечто особенное. Будто в нём сосредоточены все мои предчувствия, что так явно проступили за эти недели.

Клянусь силой ариуса, я чувствую, что Артан уже не в ауэрских лесах! Он ближе, гораздо ближе и это разбивает, одновременно наполняя надеждой, моё перепуганное сердце. Клычок, молчащий с момента нашей встречи, ни за что не скажет, что задумал мой муж, а значит остаётся только ждать. И это письмо… как знать, может Арт придумал, как всё исправить?..

— Я не обманываюсь и не выдумываю, — вновь с холодком в голосе отвечает она, откидываясь на спинку кресла и задумчиво прикладывая острый краешек мятого конверта к подбородку. Я знала, что она пристально наблюдает за мной, маскируясь леностью и расслабленностью.

В этой комнатке, кроме нас, никого не было. Аксель на эти часы отпросился по личным делам, а Август вернётся после обеда. Стража далеко, а служанок, круживших вокруг нас, я отослала на кухню за свежими фруктами, наказав не спешить. Помассировав виски, предвещая грядущую нервную головную боль, я с раздражением почесала нос. А потом и вовсе почти прикрикнула на Милан, устав ждать:

— Просто скажи, как есть — чего ты хочешь!

Девушка торжествующе улыбнулась и положила конверт на стол, указательным пальцем щёлкнув под ним, отправляя прямиком ко мне.

— Ни в коем случае я не хотела вас разозлить, кэрра Каргат, — официально заговорила она. — Но, тем не менее, у меня есть к вам… просьба. И она больше янтарных побрякушек с побережья.

Я вцепилась в конверт и десертным ножом вскрыла кромку, небрежно ломая печать. Вчитываясь в танцующие буквы идеального каллиграфического подчерка Паули, в голове зашумело, и я подняла глаза от бумаги, напарываясь на любопытный взгляд Милан. После чего тотчас засунула письмо обратно в конверт и аккуратно сложив убрала к себе, выжидательно уставившись на принципиальную кэрру.

— Так чего ты хочешь?

На мгновение она смутилась, будто её саму удивляет желаемое, но в конце концов сказала:

— Я хочу развода, — в глазах вспыхнул гнев, запрятанный глубоко-глубоко под тысячами правил этикета, вбиваемыми родителями в голову девиц с самого раннего детства. — Я не люблю мужа, мне противно ложиться с ним в постель, и я хочу освободиться. Понимаю, что сейчас подобное не в твоих силах, но став королевой ты получишь право единовластно решать такие вопросы, не оглядываясь на Орден святой Клэрии.

— Они отказали тебе, — догадалась я, внезапно прозрев и в отношении неожиданной покладистости и необычайной скромности, вселившейся в Милан в начале осени.

Девушка скривилась, а после вернулась к какао и зефиру, возвращая себе присутствие духа. Подошедшие с корзинками фруктов служанки застали нас за милой беседой о грядущем празднестве. Ни одна из нас ни словом, ни жестом не обмолвилась о достигнутых соглашениях.

И уж тем более, я ничем не выдала спрятанных между строк опасных слов, от которых так сладко замирало в груди…

* * *

Среди десятков слов «подруги», раз за разом я вычитывала всего одно предложение «Я уже рядом», и оно переполняло меня музыкой и сладкой негой, от которой всё время тянуло улыбаться. Даже соблаговолила посетить вечерний ужин с рядом иностранных гостей, где много и с удовольствием говорила, показывала, как удачно развился дар ариуса. Ничто не могло испортить хорошее настроение. Ни разговоры о грядущей войне, ни завуалированные намёки на моё особое положение, ни вскользь упомянутая Анка, которую видели в компании уехавшего Се́дова. Словом, я веселилась и даже танцевала.

А во время танцев была перехвачена Амалией, заявившейся в компании Веста. Молодой человек, сменивший студенческую форму на военный костюм ещё шире раздался в плечах и посуровел лицом. Всем военным сейчас приходилось несладко. Бесконечная муштра сменялась длинными занятиями по изучению подводных видов и океанского образа жизни. А когда выдавались свободные часы, они отправлялись на специальные военные балы, куда приходили молодые девицы в поисках жениха. Как объяснил Фредерик, война — отличная амброзия для любви. Ведь жизнь так коротка…

Девушка что-то прошептала немного смущённому Весту, а потом на глазах всех поцеловала в щёку, прежде чем направилась вылавливать меня из задумчивых рук Богарта, чья жена опять пропустила вечеринку.

— Не знала, что вы вместе, — удивилась, когда Маля затащила меня в укромный уголок с тарелками, полными тарталеток и фруктов. Она залпом выпила тыквенный сок, а потом продышалась, запрокидывая голову. Из её глаз посыпались фиолетово-оранжевые искры, и она сморщила нос, до красноты расчёсывая его.

— Прости, аллергия взыграла. Только тыквами и спасаюсь. С тех пор, как в универе устроили целую ферму по выращиванию медуз для создания защитной слизи, я постоянно чихаю. Приходиться изворачиваться, и честно, только это меня и спасает от бесконечной, монотонной работы, — заговорила она, игнорируя мой вопрос, а у самой глазки бегают да щёчки краснеют.