Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это… может быть, на закуску?
– Нет, нет, – замотал головой Мешков.
– У тебя пост, что ли? – захихикал Толстошеев.
– Нет, я с бабами не вожусь.
– Ну, как знаешь. Вообще, так все говорят, пока не выпьют.
– Ты мне это лучше, Матвей, не предлагай, не втягивай меня в эту дрянь.
У меня завтра проверка будет, так что я должен…
Мешков соврал. Никакой проверки у него не предвиделось, плановая проверка закончилась неделю тому назад. Естественно, как и предполагал Мешков, она ничего не выявила. Руководство лишь отметило образцовый порядок на складах, вверенных Мешкову, да прекрасную отчетность.
– Что ты мне хотел сказать? – поднимая рюмку, глянул на Толстошеева Мешков.
Лицо полковника даже без водки было красным, глаза блестели, причем блестели так, словно Мешков уже перед походом в ресторан хорошенько приложился к бутылке.
На столе появилась пачка дорогих сигарет, из которых Мешков выкурил лишь одну. Толстошеев это заметил.
– На дорогие перешел?
– Не на дорогие, а на легкие.
– Здоровье бережешь? Долго жить собрался?
– Почему бы и нет?
– Тогда – за здоровье, Саша!
Мужчины чокнулись, выпили. Принялись закусывать. Они делали это неторопливо, важно, словно чувствовали торжественность момента и знали, что радости жизни их не обойдут. За первой рюмкой последовала вторая и третья.
Мужчины знали друг друга достаточно хорошо и давно, чтобы вести деловые разговоры и за выпивкой. Они не боялись, что партнер подставит или сболтнет лишнее Вслед за Толстошеевым и Мешковым в ресторан вошли еще два посетителя, одетых довольно скромно, но с наглыми лицами. Их в ресторане никто не знал.
– Нам вон тот столик, – произнес маленький, круглый, с аккуратной, как у продюсера, бородкой.
– Проходите, господа.
Мужчины хотели сесть совсем рядом с Толстошеевым и Мешковым, но метрдотель сказал, что столик в этом месте зарезервирован, и предложил соседний. Это мужчин устроило.
– Что будем пить, господа? – осведомился метрдотель, изучая новых посетителей.
– Что у вас обычно пьют? – мужчина огляделся по залу, задержав свой взгляд на бутылке «Абсолюта». – Солидные люди, вижу, у вас, «Абсолют» пьют? И нам, пожалуйста, бутылочку и… – маленький кругленький посмотрел на длинного и нескладного.
Тот сглотнул слюну и произнес:
– Я не очень голоден. Так что нам закусочек для начала, а там определимся.
И у одного мужчины, и у другого в руках были сумки, с которыми они боялись расстаться.
«Деньги, наверное. А может, оружие», – подумал метрдотель.
Но на тех, кто может выхватить пистолет и поднять стрельбу, визитеры не походили.
«Если они и бандиты, то какого-то странного пошиба, видимо, переквалифицировавшиеся в бизнесменов. Хотя вот этот маленький очень смахивает на комсомольского вожака. Такие сейчас при деньгах».
На столе у Остроухова и Третьякова появилась и водка, и закуска.
Третьяков положил сумку прямо на стол, что метрдотеля и вовсе удивило. Он хотел сделать замечание, вежливо поинтересовавшись, не желают ли господа сдать сумки в гардероб, в ресторанную камеру хранения, но передумал.
В сумке лежала микрофонная пушка, и была она направлена прямо на столик, за которым беседовали, попивая водочку, Мешков с Толстошее-вым. А на улице стояла специальная машина, где сидели сотрудники ГРУ, записывая разговор на пленку.
– Хорошо отдыхают, – обратился Остроухов к Третьякову, даже не оборачиваясь к столику Толстошеева.
– Им-то что, деньги есть, вот и отдыхают. Интересно, о чем базарят?
– Через три-четыре часа все узнаешь, думаю, сможешь насладиться их беседой.
– Девочки тут ничего, – хмыкнул маленький Остроухов.
И его слова словно были услышаны метрдотелем, в сферу обязанностей которого входило предлагать живой товар. И он не замедлил это сделать, лишь перехватил взгляд Остроухова. Он тут же чинно и солидно подошел к столику, держа в руках меню в твердой кожаной папке. Он даже не стал разворачивать, а лишь коснулся им края стола.
– Господа, может, еще чего-нибудь желают? Может, господам скучно?
– Вы о чем? – спросил долговязый Третьяков.
– Ну, как же, как же… Вечер только начинается, можно не только есть и пить, развлечения бывают разные.
– Вы насчет женщин?
– Да, – чуть смутившись, произнес метрдотель и стыдливо моргнул.
– Мы с этим пока подождем. Кстати, ты захватил презервативы? – вслух осведомился Третьяков, обращаясь к Остроухову.
Лейтенант Остроухов улыбнулся и произнес:
– Я думаю, презервативы – это мелочь для такого солидного заведения, да и у женщин они обязательно должны быть при себе, как у больного мигренью таблетки от головной боли.
Метрдотель улыбнулся:
– Конечно, господа, девушки у нас проверенные, мы за этим следим. Если надумаете, то намекните.
– Сколько стоит удовольствие?
– В зависимости от того, чего вам захочется.
– А в среднем?
– Естественно, не так, как на Тверской, не по полтинничку.
– Это понятно, что не так, как на Тверской, – принялся разговаривать с метрдотелем капитан Третьяков.
Остроухов. под столом толкнул его ногой, мол, разговор может перекрыть запись.
– Мы подумаем. Средства нам позволяют. Мы люди обеспеченные.
Едва метрдотель ушел, как Остроухов хихикнул:
– Ты, обеспеченный, ресторанный счет тебе, может, и оплатят, вычеркнув из него водку, а вот баб Бахрушин тебе не оплатит и не простит. Так что, если хочешь, расплачивайся своими деньгами.
– Откуда у меня столько? Но могу же я помечтать?
– Ладно, помечтай, это не вредно. Только громко не бубни, а то фон создадим.
Ресторан уже был набит посетителями, только несколько столиков в самых лучших местах пустовало, ожидая гостей. Третьяков с Толстошеевым не без интереса рассматривали окружающую публику. Им в последнее время не доводилось бывать в подобных местах.
Публика удивляла, как женщины, так и мужчины, а сервировка столов удивляла не меньше. Те, кто пришел сюда провести вечер, знали толк в питье и в еде. Закуски были изысканными, питье тоже. Даже водка «Абсолют» смотрелась здесь обыденно, как пиво в привокзальной забегаловке.
Дел особых ни у Остроухова, ни у Третьякова не было. Сумка с микрофоном лежала на краю стола и нуждалась лишь в присмотре. Человек, стоявший возле машины на противоположной стороне улицы, сдержанно кивнул, мол, все идет отлично, можете не беспокоиться. Странное чувство испытывал Третьяков: вроде бы находишься в ресторане, ничего от тебя не требуется, сиди и отдыхай. Но ни водка, ни еда не всласть, даже женщин разглядывать неинтересно.