Совершая вместе с Фельдом обряды Кандлемаса, Изабо пыталась отогнать мрачные мысли. Когда они закончили, старый колдун ласково потрепал ее по плечу, поздравил с днем рождения и вернулся в свою огромную темную библиотеку, заставленную книгами тысячелетней давности, чудесным образом сохранившимися в сухом холодном воздухе гор.

Остаток дня Изабо провела в одиночестве, переходя из одной пыльной и затянутой паутиной комнаты в другую со спящей малышкой на руках. В отличие от других Башен, которые видела Изабо, древнюю красоту этих зданий уничтожил не огонь, а века запустения. Во многих комнатах до сих пор сохранилась мебель, но гобелены на стенах истлели до такой степени, что рассыпались от одного прикосновения, а древесина, прогрызенная древоточцами, стала хрупкой, словно яичная скорлупа. В подушках поселились крысы и мыши, и все было покрыто пометом белых сов.

Часто внезапное касание мягких крыльев так пугало Изабо, что она еле удерживалась, чтобы не вскрикнуть. В Башнях сов гнездилось множество — огромные белые буранные совы, достаточно большие, чтобы схватить Бронвин и проглотить ее целиком; белоснежные рогатые совы, не дававшие крысам и мышам бесконтрольно размножаться, и крошечные карликовые совы, питающиеся мотыльками и пауками. Их странные отдающиеся в ушах крики звенели в Башнях по ночам, когда они летали по темным залам в поисках добычи. Днем большинство из них спало на стропилах, спрятав голову под крыло и нахохлившись. Изабо приходилось следить за тем, чтобы не наступить на их катышки, усеивавшие пол, причем некоторые из них были больше ее кулака.

Она спустилась по широкой винтовой лестнице на нижний этаж и вошла в просторный тронный зал. За окнами так густо разрослась ежевика, что все утопало в зеленоватом сумраке, и в комнате было почти так же темно, как ночью. Лишь необыкновенно острое зрение позволяло Изабо видеть пыльные клочья паутины, свисающие со сводчатого потолка и прилипающие к рукавам, когда приходилось отводить их руками. Она стояла перед двумя высокими тронами, глядя на герб, вырезанный на камне над ними, и видела уже знакомые ей розы и шипы, переплетающиеся под стилизованной фигурой дракона с поднятыми крыльями и занесенными когтями. Под гербом было знамя с девизом клана Мак-Фэйгенов, написанном на латыни. Хотя Изабо не могла читать на древнем языке, она знала от Фельда, что означают эти слова.

— «Те, кто хотят сорвать розу, должны не бояться шипов», — повторила она и печально огляделась. На миг ей показалось, что она видит зал таким, каким он, наверное, был когда-то — полным людей, разговаривающих, смеющихся и танцующих. Менестрели играли веселую музыку; гобелены были пышными я яркими, а молодой мужчина жонглировал бельфрутами, которые взял из вазы на буфете. На троне справа восседал старик, закинувший поседевшую рыжую голову назад и расхохотавшийся, прежде чем протянуть руку и передвинуть коня на красно-белой шахматной доске. Мало похожая на человека женщина, с которой он играл, отбросила со лба белую гриву и пожала плечами, признавая поражение, а он наклонился и поцеловал ее длинные суставчатые пальцы.

Потом Изабо услышала крики и топот бегущих людей. Она увидела старую женщину с безумно всклокоченными длинными рыжими волосами, тронутыми обильной сединой, и с кинжалом в руке; увидела, как кинжал поднимается и падает, поднимается и падает… Кровь потекла по резному дереву трона, заполняя желобки и разлетаясь брызгами по камням.

Через миг видение померкло. Изабо заморгала и огляделась: вокруг лишь сумрачные арки, изорванные гобелены и тяжелые пыльные клочья паутины. Она поежилась, обняв себя за плечи, и развернулась, собираясь уйти. Какой-то предмет у подножия тронов привлек ее внимание, она нагнулась и подняла его, обтерев о юбку. Это оказалась шахматная фигура — конь, искусно вырезанный из сердолика, с рубинами, вставленными в глазницы.

Пошарив в пыли, Изабо нашла мраморную королеву и сердоликовую ладью, а потом задела ногой шахматную доску, разломанную пополам и валяющуюся у ступенек тронов. Она удивленно собрала все предметы вместе, и на миг ей снова послышались отчаянные крики. Суеверно вздрогнув, она положила шахматные фигурки в карман и поспешила прочь из населенного призраками тронного зала.

Но, похоже, каждая комната и каждый зал в старых Башнях могли рассказать историю скорби и безумия, и Изабо бродила по ним долгие часы, все глубже и глубже погружаясь в уныние, пока не обнаружила, что плачет. Таково было ее королевское наследие — этот разрушенный и покрытый паутиной замок, заброшенный сотни лет назад. Такова была ее гордая история.

Она присела на ступеньку, глядя на обветшалую роскошь, и задумалась, что же стало с тем блестящим будущим, которое представлялось ей в мечтах. Она была искалечена, одинока, обречена на добровольное изгнание из круга своих друзей и не имела никакого будущего, кроме перспективы всю жизнь быть нянькой и служанкой при ребенке, который даже не был ее собственным.

Запищала Бронвин, и Изабо встала на ноги, пытаясь отогнать плохое настроение. Они обе замерзли и проголодались, и она довольно уныло подумала об их пустом погребе. В этом году придется отмечать день рождения без праздничного угощения. Она представила торжества, которые должны были проходить в Лукерсирее в честь Изолт, и почувствовала укол зависти. А ведь ты могла остаться и быть с ними на празднике , сказала она себе и попыталась заглушить мысль, которая тотчас же пришла следом, хотя все равно он был бы в честь Банри Изолт, а не в мою.

Внезапно ее охватил гнев. Изабо подумала о матери, спящей в гнезде из волос. Семнадцать лет назад Ишбель родила своих дочерей, и лишь драконы были рядом, чтобы облегчить ей муки страха и боли. Это произошло через неделю после Дня Предательства, и Ишбель избежала сожжения в Башне Двух Лун, пролетев полстраны, чтобы отыскать народ своего возлюбленного. Терзаемая родовыми муками, она рухнула на землю и погибла бы, если бы драконы не подхватили ее и не отнесли в безопасное место. Родив девочек-близнецов, Ишбель впала в свой сверхъестественный сон и проспала семнадцать долгих лет.

Кипя от гнева, Изабо взлетела по величественной винтовой лестнице и распахнула дверь в комнату матери. Ишбель парила в воздухе, немыслимо бледная, и даже в ее губах не было ни кровинки. На миг Изабо утратила свою решимость, но потом пробралась сквозь кокон белых волос и энергично потрясла мать. В конце концов глаза Ишбель медленно открылись и она непонимающе огляделась.

— Пора вставать! — закричала Изабо. — Хватит, ты уже выспалась.

Ишбель взглянула на нее и зевнула, потом потянулась, подняв руки над головой. Ее глаза, такие же ярко-голубые, как и глаза Изабо, снова начали закрываться. Изабо затрясла ее еще сильнее.

— Ты должна проснуться!

В глазах женщины медленно забрезжила какая-то мысль.

— Изолт?

Изабо чуть не разрыдалась от досады.

— Нет, это я, Изабо! Неужели ты не можешь различить нас, своих родных дочерей? Мегэн вот может, а ведь она даже не наша мать. Ты не должна была засыпать так надолго.

— Изабо, — тихо сказала Ишбель и снова зевнула. — Что ты здесь делаешь? — Она оглядела каменные стены, окружающие ее, и ее глаза наполнились слезами. — Мне снилось, что я нашла вашего отца, но он ужасно изменился… ужасно изменился. — Ее нежные губы задрожали и она закричала: — Хан’гарад, почему ты не отвечаешь мне?