– Я всегда был мастером на все руки. И вот в один прекрасный день я не смог починить вещь, которую раньше чинил легко. Я всегда содержал свою мастерскую в идеальном порядке, все на своих местах. Теперь там полный бардак. Когда у меня пропадали инструменты, я обвинял друзей в том, что они берут их у меня и не возвращают. Но виноват всегда был я. Я был пожарным. Я начал забывать имена ребят из команды. Не мог закончить фразу. Забыл, как готовить кофе. Я видел, как это происходило с моей мамой, когда был подростком. У нее тоже был ранний «альцгеймер».

Они рассказывали друг другу истории о первых симптомах, о том, чего им стоило узнать точный диагноз, о том, как они вырабатывали стратегию жизни с такой болезнью. Они слушали, кивали, смеялись и плакали над историями о потерянных ключах, потерянных мыслях, потерянных мечтах. Элис чувствовала, что ее действительно слушают и никто не делает скидку на ее болезнь. Она чувствовала себя нормальной.

– Элис, твой муж еще работает? – спросила Мэри.

– Да. Он с головой погружен в свои исследования и преподает. Еще он много разъезжает. Это тяжело. Но на следующий год у нас обоих будет творческий отпуск. Так что мне надо продержаться до конца семестра, и мы сможем провести вместе дома целый год.

– Ты справишься, ты почти у цели, – сказала Кэти.

Еще каких-то несколько месяцев.

Анна послала Лидию в кухню, приготовить пудинг с белым шоколадом. Теперь, когда ее беременность была заметна, а токсикоз прошел, она постоянно ела, как будто выполняла задание по возмещению утерянных во время токсикоза калорий.

– У меня есть новость, – сказал Джон. – Мне предложили место руководителя программы раковой биологии и генетики в онкологическом центре Слоуна-Кеттеринга.

– А где это? – спросила Анна с полным ртом клюквы в шоколаде.

– Нью-Йорк.

Никто не произнес ни слова. В стереосистеме Дин Мартин горланил «A Marshmallow World».

– Ну, тебя ведь не привлекает эта идея? – спросила Анна.

– Очень привлекает. Этой осенью я был там несколько раз. Это идеальное место для меня.

– Но как же мама? – спросила Анна.

– Она больше не работает и практически не ходит в кампус.

– Но ей надо быть здесь, – возразила Анна.

– Ничего подобного. Она будет со мной.

– О, пожалуйста! Я прихожу по вечерам, когда ты работаешь допоздна, я ночую у вас, когда ты в отъезде, и Том приезжает на уик-энды, когда может, – говорила Анна. – Мы не всегда здесь, но…

– Вот именно, вы не всегда здесь. Вы не знаете, насколько все плохо. Она делает вид, что знает то, чего не знает. Ты думаешь, через год она будет понимать, что мы все еще в Гарварде? Она сейчас, когда мы отходим от дома на три квартала, не может понять, где находится. Мы можем стоять в центре Нью-Йорка, я скажу, что это Гарвард-сквер, и она не заметит разницы.

– Нет, она поймет, – сказал Том. – Не говори так.

– Ладно, пока мы никуда не переезжаем. До сентября еще далеко.

– Не важно, когда это случится, для нее важно быть здесь. Если вы переедете, ей быстро станет хуже, – сказала Анна.

Они говорили о ней, как будто она не сидела в кресле в нескольких футах от них. Они говорили о ней при ней, как будто она была глухая. Они говорили о ней в ее присутствии, не вовлекая ее в разговор, как будто у нее была болезнь Альцгеймера.

– Скорее всего, мне больше никогда не представится возможность занять это место, а они хотят меня получить.

– Я хочу, чтобы она смогла увидеть двойняшек, – сказала Анна.

– Нью-Йорк не так далеко. И нет гарантии, что вы все останетесь в Бостоне.

– Я могу быть там, – сказала Лидия.

Она стояла в дверях между гостиной и кухней. Элис не видела ее до тех пор, пока Лидия не заговорила, и это внезапное появление дочери на заднем плане напугало ее.

– Я подала документы в Нью-Йоркский университет, в университет Брандейса, в Брауновский и в Йель. Если меня примут в Нью-Йоркский, а вы с мамой будете в Нью-Йорке, я смогу жить с вами и помогать. А если вы останетесь здесь, а я поступлю в Брандейса или в Брауновский, я тоже буду поблизости, – сказала Лидия.

Элис хотела сказать Лидии, что это замечательные университеты. Хотела спросить, какие программы интересуют ее больше всего. Хотела сказать, что гордится ею. Но ее мысли от рождения до вербального воплощения в последнее время продвигались так медленно, как будто, перед тем как появиться на поверхности и быть услышанными, им надо было преодолеть поток густого черного ила. И большинство из них тонуло в пути.

– Это здорово, Лидия! – воскликнул Том.

– Вот так, значит. Ты собираешься жить где-то, как будто у мамы нет «альцгеймера», и нам нечего сказать по этому поводу? – поинтересовалась Анна.

– Я многим жертвую, – сказал Джон.

Он всегда ее любил, и Элис не мешала ему. Сейчас для нее самым драгоценным было время, которое еще оставалось у них двоих. Она не знала, как долго сможет оставаться собой, но убеждала себя в том, что продержится до творческого отпуска. Последний год вместе с Джоном. Она бы не променяла его ни на что на свете.

Очевидно, он был готов это сделать. Как он мог? Этот вопрос прорвался сквозь черный поток в ее голове и не нашел ответа. Как он мог? Ответ ударил по глазам и сдавил сердце. Один из них должен пожертвовать всем.

Элис, ответь на следующие вопросы:

1. Какой сейчас месяц?

2. Где ты живешь?

3. Где находится твой кабинет?

4. Когда день рождения Анны?

5. Сколько у тебя детей?

Если у тебя возникнут проблемы с ответом на любой из этих вопросов, открой в своем компьютере файл «Бабочка» и немедленно выполни инструкции.

Декабрь

Гарвард-сквер

Гарвард

Апрель

Трое

Январь 2005 года

– Мам, просыпайся. Она давно спит?

– Уже около восемнадцати часов.

– С ней такое бывало?

– Пару раз.

– Папа, я волнуюсь. Вдруг она вчера приняла слишком много таблеток?

– Нет, я проверял ее пузырьки и дозатор.

Элис слышала, как они разговаривают, понимала суть разговора, но ее это не трогало. С тем же успехом она могла подслушивать, как два незнакомых человека обсуждают женщину, которую она не знает. У нее не было желания просыпаться. Она и не думала, что спит.

– Эли, ты меня слышишь?

– Мам, это я, Лидия, ты можешь проснуться?

Женщина по имени Лидия говорила о том, что хочет вызвать врача. Мужчина, которого звали Папа, говорил, что женщине по имени Эли надо дать еще немного поспать. Они говорили о том, чтобы заказать мексиканскую еду и пообедать дома. Может быть, запах еды разбудит женщину по имени Эли. А потом голоса стихли. Снова стало темно.

Она шла по песчаной тропе в густой лес. За лесом она преодолела несколько американских горок и оказалась на отвесной скале. Подошла к краю и огляделась. Океан внизу сплошь покрыт