– Я тоже тебя люблю, мама.

– Я не хочу переезжать в Нью-Йорк, – сказала Элис.

– До этого еще далеко, нам не обязательно принимать решение прямо сейчас, – ответил Джон.

– Я хочу решить это сейчас. Я решаю сейчас. Я хочу прояснить этот вопрос сейчас, пока могу это сделать. Я не хочу переезжать в Нью-Йорк.

– А если Лидия будет там?

– А если нет? Ты должен был обсудить это сначала со мной, а уж потом объявить о нашем решении детям.

– Я так и сделал.

– Нет, не сделал.

– Я обсуждал это с тобой много раз.

– О, значит, я не помню? Это удобно.

Элис сделала глубокий вдох через нос и выдохнула через рот. Она не хотела втягиваться в спор с аргументами на уровне начальной школы.

– Джон, я знаю, что ты встречался с людьми из центра Слоуна-Кеттеринга, но я и не думала, что они предлагают тебе перейти к ним в следующем году. Я бы не молчала, если бы знала об этом.

– Я объяснил тебе, почему собираюсь перейти к ним.

– Прекрасно. Они могут позволить тебе использовать годичный отпуск и начать год с сентября?

– Нет, им нужен человек на эту должность прямо сейчас. Пришлось постараться, чтобы уговорить их подождать, пока я не закончу все дела в лаборатории.

– Они не могут нанять кого-нибудь временно, чтобы ты мог взять заслуженный годичный отпуск и провести его со мной? А потом ты бы приступил к работе у них.

– Нет.

– Ты хоть спрашивал?

– Послушай, в этой области конкуренция слишком высока, все так быстро меняется. Мы стоим на пороге грандиозных открытий. Я хочу сказать, что мы стучим в дверь, за которой нас ждет лекарство от рака. Фармацевтические компании проявляют большой интерес. А преподавание и вся эта административная ерунда не дают мне идти вперед. Если я не воспользуюсь их предложением, то своими руками лишу себя последнего шанса сделать действительно серьезное открытие.

– Это не твой последний шанс. У тебя блестящий ум, и у тебя нет «альцгеймера». У тебя еще будет масса шансов.

Он посмотрел на нее и ничего не сказал.

– Следующий год – мой шанс, Джон, а не твой. Этот год – мой последний шанс прожить свою жизнь и понимать, что это для меня значит. Не думаю, что смогу дольше оставаться собой, и я хочу провести это время с тобой. Не могу поверить, что ты не хочешь провести его вместе.

– Я хочу. Мы будем вместе.

– Это чушь собачья, и ты это знаешь. Наша жизнь – здесь. Том, Анна и малышки, Мэри, Кэти и Дэн и, может быть, Лидия. Если ты согласишься на Нью-Йорк, то постоянно будешь на работе, ты знаешь, что так и будет. А я там буду одна. Твой выбор не имеет отношения к желанию быть со мной, и он лишает меня всего, что у меня осталось. Я не еду.

– Я не буду все время на работе, обещаю. И потом, вдруг Лидия будет жить в Нью-Йорке? Ты не думала, что сможешь проводить одну неделю в месяц с Анной и Чарли? Есть масса способов устроить так, чтобы ты не была одна.

– А если Лидии не будет в Нью-Йорке? Если она будет учиться в Брандейсе?

– Поэтому я и думаю, что нам следует подождать и принять решение позже, когда у нас будет больше информации.

– Я хочу, чтобы ты взял годичный отпуск.

– Элис, для меня выбор не в том, соглашусь я на работу в центре Слоуна или возьму творческий отпуск. Центр Слоуна или Гарвард – вот мой выбор. Я просто не могу взять отпуск.

Ее начало трясти, глаза жгло от злых слез.

– Я не выдержу! Пожалуйста! Я не продержусь без тебя! Ты можешь взять годичный отпуск. Если захочешь, сможешь. Мне это необходимо.

– А если я откажу им, возьму год отпуска, а ты даже не будешь знать, кто я?

– А если буду, а после этого года уже нет? Как ты можешь сравнивать то время, что у нас осталось, с годом в твоей чертовой лаборатории?! Я бы так с тобой никогда не поступила.

– Я бы никогда не попросил об этом.

– Тебе не пришлось бы просить.

– Я не думаю, что смогу, Элис. Прости, я просто не думаю, что смогу провести дома целый год. Не смогу просто сидеть и наблюдать за тем, как эта болезнь обкрадывает тебя. Я не могу наблюдать за тем, как ты разучиваешься одеваться, забываешь, как включать телевизор. Когда я в лаборатории, то не вижу, как ты расклеиваешь записки по всем шкафчикам и дверям. Я не могу сидеть дома и наблюдать за тем, как прогрессирует твоя болезнь. Это меня убивает.

– Нет, Джон, это убивает меня. Моей болезни все равно – дома ты или прячешься в своей лаборатории, она прогрессирует. Ты теряешь меня. Я теряю себя. Но если ты не возьмешь отпуск, что ж, тогда первым мы потеряем тебя. У меня «альцгеймер». Что у тебя?

Она вытащила из шкафчиков все: коробки и бутылки, стаканы, тарелки и миски, кастрюли и сковородки. Она заставила всем этим кухонный стол, а когда места уже не осталось, начала заставлять пол.

В прихожей она открыла шкаф и вывернула карманы всех пальто. Нашла деньги, отрывные талоны, образцы ткани и… больше ничего. Прощупав каждый шов, сбросила ни в чем не повинные пальто на пол.

Она скинула подушки с дивана и с кресел. Выпотрошила ящики стола и картотечного шкафа. Освободила от содержимого сумку для книг, компьютерную сумку и свою голубую. Она ощупывала каждый предмет, чтобы отметить его название у себя в голове. Ничего.

Поиски не требовали запоминать их последовательность – груды обследованных вещей свидетельствовали о предыдущих этапах. Вскоре эти груды покрыли весь первый этаж. Она взмокла от пота, нервы были на пределе, но она не собиралась сдаваться. Она ринулась на второй этаж.

Перерыла корзину с бельем для стирки, прикроватные тумбочки, комод, шкафы в спальне, свою шкатулку с украшениями, шкаф для белья, аптечный шкафчик.

Ванная на первом этаже.

Она бегом вернулась назад, потная, возбужденная.

В прихожей по колено в разбросанной одежде стоял Джон.

– Какого черта здесь происходит? – спросил он.

– Я ищу.

– Что?

Она не могла назвать это, но была уверена, что где-то в голове помнит название того, что ищет.

– Я скажу, когда найду.

– Это кошмар какой-то. Как будто нас ограбили.

Об этом она не подумала. Это могло быть причиной ее провала.

– О боже, это могли украсть.

– Нас никто не грабил. Это ты перевернула вверх дном весь дом.

Она заметила рядом с диваном в гостиной нетронутую корзину с журналами. Оставила Джона и теорию об ограблении в прихожей, подняла тяжелую корзину, высыпала журналы на пол, пролистала и пошла дальше.

– Прекрати, Элис. Ты даже не знаешь, что ищешь.

– Нет, знаю.

– Тогда скажи что?

– Не могу сказать.

– На что