Эй, посидел бы ты, блин, на заднице…

Чего?

Я говорю, посидел бы ты на заднице, я заснуть пытаюсь.

Мужик подчиняется. А может, он и подсадной, кто его, мудака, знает. Сэмми поворачивается набок, с головой накрывается одеялом. Однако проходит, кажется, всего минут десять, и какой-то козел начинает трясти его за плечо, приходится подниматься, а потом еще и топать куда-то, придерживая чертовы штаны, оставив кроссовки под дурацкой долбаной шконкой.

У тебя полон шкаф белых выходных сорочек. Так и не вынутых из целлофана.

Я их купил.

Ах ты их купил!

Они же все разных размеров.

Мы знаем, что все они разных размеров, Сэмми.

Кого-то в комнате берет смех.

Так я их по дешевке купил.

Как интересно.

Думал потом толкнуть.

И где же ты их купил?

Пару недель назад.

…

У малого в пабе; он ими разжился на аукционе в пользу погорельцев; во всяком случае, так он мне говорил.

И ты ему поверил?

Ну, у меня не было причин сомневаться в его словах.

На каких основаниях?

А?..

Если вы не имели причин сомневаться в его словах, мистер Сэмюэлс, какие у вас были основания ему доверять.

У него такой говор был.

Ах, говор?

Вроде как у классного иностранного бизнесмена.

Так-так.

Не, честно, это у меня в памяти крепко засело; я сначала решил, что он англичанин из высшего общества, а после думаю, нет, кто-то еще, может, из Европы приехал, на какой-нибудь съезд иностранных бизнесменов.

Ну и херня.

…

Сэмми, ведь ты же их где-то стырил.

Нет.

Значит, у вора перекупил.

Может, и так, я к тому, что не упускать же вещь, если она сама в руки плывет, но только я думал, что парень чист; вид у него был такой, будто он проигрался, вот и пытается сшибить немного деньжат. Ну, я и рад был избавить его от лишних хлопот. Я так понял, что ему нужны были бабки на обратный билет, чтобы вернуться – домой то есть, в свою страну. Это была просто сделка между двумя людьми, повстречавшимися в пабе.

Не сходятся у вас концы с концами, мистер Сэмюэлс, и чем дальше, тем больше.

…

Вы меня поняли?

Что?

Судя по звуку, кто-то сморкается, потом открывается и закрывается дверь, потом чья-то рука сжимает ему плечо; мужик стоит так близко, что Сэмми ощущает его дыхание, отдающее спиртным, водкой, что ли, или еще чем.

Я хочу, чтобы вы поняли, насколько все серьезно… Это снова тот тихоголосый англичанин. Сэмми не может толком понять, какой у него акцент, но акцент провинциальный, это точно… Поэтому просто выслушайте то, что скажет вам мой коллега, и постарайтесь отнестись к услышанному как можно серьезнее; если у вас возникнут вопросы, дайте нам знать; мы здесь, чтобы помочь вам.

Так вот, Сэмми, видишь ли, нам казалось, что ты малость выше всего этого. Я лично считал тебя парнем, которому не везет, но который борется с этим; три года ты вел честную жизнь, изо всех сил старался исправиться, программа трудоустройства, связь с порядочной женщиной; не знаю, были ли у тебя проблемы с алкоголем, наши коллеги утверждают, что были, что касается меня, я их не замечаю, – но если были, видимо, ты с ними справился, а если так, честь тебе и хвала. И вот теперь мы обнаруживаем, что ты занялся скупкой краденого – невысокий, кстати сказать, полет для человека твоего размаха, но это не наше дело, наше дело – поиски фактов, и если обнаруженные нами факты таковы, нам остается их только принять. Ладно, пусть даже скупка, птичка по зернышку клюет, все это понимают, и я это понимаю, на одно пособие не проживешь и все такое, я хочу сказать, никто бы не стал поднимать столько шума из-за каких-то трех кожаных курток. Но дело в том, что теперь ты влип в нечто куда более серьезное; и скажу тебе честно, я не вижу, какой тебе смысл покрывать мудака, которого ты покрываешь. Я понимаю, доносчиков никто не любит, но этот малый – совсем другая история.

Какой малый?

Да какой хочешь – Билли, Тэм, – не это важно. Ты просто уясни себе, идет серьезное расследование, именно поэтому я и здесь, я и мои коллеги. Да ведь ты это и так уже понял?

Сэмми кивает.

О чем он с тобой разговаривал?

Да так, на общие темы.

А именно?

Футбол, то да се.

Ну что же, возможно, мы на самом-то деле говорим о разных людях, понимаешь, потому что я этих козлов повидал, они не разговаривают о футболе, не разговаривают о бегах, ни о чем подобном, исключительно о политике; вот тут они заводятся, заводятся и озлобляются; ты и сам это знаешь, Сэмми, они заводятся, злятся и начинают говорить совсем о другом, о насилии, о террористических актах, да что я тебе объясняю, ты же наверняка встречался с такими, когда срок отбывал. Так?

Ну да, раз или два.

Хорошо, отлично. Да, кстати, вот еще что, ты, может быть, и не заметил – или заметил?

Чего?

Человек из канцелярии ушел выпить чаю, у него перерыв. За компьютером никто не сидит. Так что наш разговор в протокол не заносится.

Сэмми кивает. Я понимаю, вы хотите, чтобы я вам что-то рассказал, и видит бог, я бы со всем моим удовольствием; может, я был пьянее, чем думал, но, честное слово, я попросту ничего не могу припомнить; эти ребята, о которых я говорил, я помню только их разговоры о футболе и так далее, ну то есть самые обычные.

Видишь ли, Сэмми, нам известно, что это не так.

…

Понимаешь, мы знаем – то, что ты нам здесь заливаешь, это вранье.

Да нет.

Да, да, боюсь, что да; я вынужден сказать тебе, что ты говенный врун, понимаешь, вот кто ты такой, Сэмми, говенный врун.

Прости, приятель, но не я же выбираю людей, с которыми встречаюсь.

О чем это ты?

Я говорю, не я же выбираю людей, с которыми встречаюсь.

А, ну да, но тут-то у тебя и возникает проблема, поскольку для меня и моего коллеги даже это звучит сомнительно. Ты понимаешь, о чем я?

…

Тут тебе есть над чем задуматься, не правда ли?

Возможно, до него не дошла суть сказанного вами.

Да нет, думаю, дошла: а, Сэмми?

…

В ответ молчание. Может быть, если он снимет носки, это ему поможет. Сними носки, Сэмми.

Сэмми с минуту медлит, потом делает, что ему велели; он уже почти засовывает носки в карман, но тут их вырывают из его руки.