Это не жестокость. Зверь не может быть жесток. Он убивает только для еды. Это — закон природы. Вас будут пожирать, чтобы выжить самим. А вы защищаться не сможете. Потому что вы цивилизованны, у вас атрофированы любые побудительные мотивы для самозащиты. Вы уже не умеете выживать. Вы уже не умеете давать отпор. Но вам нужно выходить на улицу, работать, водить детей в школу. Вы будете это делать, пересекая улицы быстрым шагом, пряча глаза, чтобы не рассердить взглядом зверя, который будет стоять в двух шагах от вас. И вы сделаете все, что захочет животное, лишь бы оно не лишило жизни вас и дорогих вам людей. Таким образом вы научитесь не договариваться, нет… вы научитесь исполнять требования животных, отдавая им ровно ту часть общества, которой хватит им, чтобы прокормиться и не тронуть вас. По крайней мере, не тронуть сейчас.

Тогда вы обратитесь к милиции, к властям. Журналисты будут писать в своих газетах, снимать репортажи о жуткой катастрофе со зверинцем. Это будет будоражить общественное мнение, доводить до истерии престарелых бабушек, это запугает маленьких детей. Вот только и милиции, и вашим властям будет на вас плевать. Потому что они не обязаны вас защищать. Никакого парадокса. Откройте глаза! Милиция и спецслужбы защищают всего лишь два сегмента общества: самих себя и органы власти.

Вы все — биомасса. Вы — материал. Вы нужны, покуда вы работаете, обслуживаете, приносите какие-то деньги в карманы выделенных мною выше деятелей. Что такое социальные отбросы? Лишившиеся квартир, работ, спившиеся бомжи? Это вычеркнутые из пищевой цепочки люди, ваши вчерашние соседи и друзья. Они не нужны, поскольку они не принесут денег и не смогут быть полезны. Поэтому они замерзают на улицах, их просто убивают ради потехи стаи подростков. Вдумайтесь. Примерьте на себя эту обоссанную фуфайку бомжа. Лиши вас сейчас работы и квартиры, вы ничем не будете отличаться от него и ровно так же сдохнете в коллекторе или будете проткнуты арматурой.

Вы — человек. Но вы сознательно скармливаете животным тех, кого отторгаете из своего общества, и содержите паразитирующую, оскотинившуюся прослойку чиновников, государственного аппарата и защищающие их силовые структуры.

Вы человек?

Так вот, я не мирюсь с этим. Когда вы бросаете упреки в адрес моего внешнего вида и в адрес моих убеждений, я не сержусь на вас. Когда вы попрекаете меня «подвигом советского народа, победившего фашизм», я ничего не отвечаю вам. Потому что вы сегодня, каждый из вас, по нескольку раз на дню предает сам себя. Вы не берете детей из детских домов, но бросаете их в роддомах. Вы вспоминаете о ветеранах, которыми тыкаете мне в лицо, один раз в год. Вы не бастуете, когда им убирают льготы. Вы платите взятки и поощряете воровство, потому что воруете сами, а взятки для многих из вас вид заработка. Вы нарушаете закон, который не одобряете. Вы смотрите телевидение, над которым смеетесь. Вы лжете, называя это точкой зрения.

Я не буду слушать вас, я не обращу внимания на любые ваши слова, пока на вашем личном, персональном счете не будет значиться хотя бы одного убитого зверя или раздавленного паразита. Вы все знаете, вы в открытую говорите, что зверь и паразит — это зло, это плохо. Меня не интересуют слова. Физически устраните одного зверя, чтобы было не так страшно на улице, убейте паразита, чтобы вам было легче трудиться.

Конституция моей страны гарантирует мне право на жизнь. В соответствии с основным законом я имею право создавать объединения и участвовать в созданных объединениях для защиты своих интересов. Я боец сопротивления нынешнему режиму и создавшемуся положению вещей, которое угрожает моей жизни. Я делаю это на абсолютно законном уровне.

Клетки зверинца в вашем городе давно открыты.

Да, я фашист. Но когда я уничтожаю зверя, я сохраняю жизнь кому-то из вас.

— Ну и… — Человек скривил губы в презрительной ухмылке. — Как вас звать?

— Бон, — коротко ответил мой товарищ.

— Нельсон, — представился я.

Спрашивающий хмыкнул:

— Дурацкие имена — заявил он безапелляционно.

Мне оставалось лишь мысленно пожать плечами.

Я вообще человек терпеливый. И мелочные придирки мужчины в «милитари» сносить могу бесконечно. Впрочем, может, он и не придирался вовсе, а я в силу своего вздорного характера так это воспринял. Видите, я и самокритичности не лишен.

Впрочем, это все отступление. Суть дела состояла том, что мы с Боном стояли на улице, рядом с казармой и, краем глаза наблюдая за торопливыми сборами военных, слушали свой инструктаж. Производил его мужчина средних лет, с большими залысинами, коротко подстриженный, с цепким взглядом серо-голубых глаз. Мне этот мужик не понравился сразу же. Впрочем, оговорюсь, особо вины его в этом нет, мне вообще редко кто нравится.

Хотя нет, настаиваю. Типичный жлоб. Я, может, воспитан как-то неправильно, но вот расшибись, а мне надо, чтобы человек, которого я впервые вижу, представился. Чтобы вел себя вежливо, общался доброжелательно. Понятное дело, что мало кто действует по подобному алгоритму, но все же в хамстве тоже надо знать меру.

— Бон и Нельсон. Гости из будущего, — продолжил демонстрировать свой интеллект мужчина. Скрестил руки на груди, разглядывая нас с полупрезрительным прищуром и переводя взгляд с одного на другого.

Ни я, ни мой товарищ голоса не подавали и даже стояли, кажется, навытяжку. Эта а-ля дисциплинированность наверняка подкупила нашего собеседника. По крайней мере, должна была.

— По мне, так вы больше похожи на парочку психов. Все, что вы нарассказывали, отдает белой горячкой, и ей-богу, чем связываться с вами, лучше бы скинуть вас в овраг.

При этих словах мужчина коротко стрельнул взглядом по нашим лицам, явно ожидая реакции. Мы, естественно, не прокололись, никак не выразили свое удивление и раболепства не проявили. Если и хотел этот говнюк нас удивить, то ему следовало придумать что-то посерьезнее стандартного набора воспитательных речей из голливудских фильмов.

— Но вы чем-то приглянулись беситзеру,[48]и в этом ваше счастье, уроды. Потому что для всех здесь беситзер Шуле является не кем иным, как наместником бога на земле. И решения его не оспариваются.

Ну что ж, правильно. Еще и беситзер. Хорошо, что не гауляйтер сразу. Здравствуй, Третий, или какой там еще, Рейх. Думаю, здесь очень понравится Бону. С этими мыслями я скосил взгляд на нашего неонациста, но никакого восторга на его лице не увидел.

— Как мне передали, вы умеете читать и писать. Это соответствует истине? — Ну наконец-то вопрос по существу. Давно дожидались чего-то ценного и никак не могли дождаться в этом потоке нескончаемого бреда с потугами на претенциозность.

— Да, соответствует. Умеем читать и писать. По-русски и по-немецки, — видя, что Бон не собирается раскрывать рта, я взял инициативу на себя.

Мужчина кивнул, все так же презрительно посмотрев на меня, и продолжил ликбез: