— Да, если предложит тебя отпустить, не соглашайся. Это шутка. Отпустит в ближайшую канаву.

Выговорившись, Павел поднялся, взялся за стул и направился вместе с ним к двери. Подойдя к ней, обернулся. Усмехнулся криво:

— Иногда следует делать хорошие дела. Просто так. Запомни это, blodsinnig.[46]

После Павла, повергнувшего меня в состояние тихого ужаса, в моей палате появился ранее не виденный персонаж. В той же военной униформе, высокий, крепко сложенный, с резкими, твердыми чертами лица. Ярко выраженный подбородок, разделенный на две части, широкие скулы, тонкий, с узкими крыльями, хищный длинный нос. Нависающие надбровные дуги, глубоко запрятанные темные глаза. Высокие брови, короткая стрижка темно-русых волос. Подойдя к моей койке, он бросил мне в ноги сверток одежды, посмотрел на меня и произнес:

— Одевайся. Выполняй все мои команды беспрекословно. Никаких вопросов, только исполнение. Если тебе это ясно и ты готов это выполнять, скажи «да».

— Да, готов! — как можно понятнее постарался выразить я свою позицию. Мужчина кивнул, присел на корточки, откинул одеяло, разомкнул ключом замок на моей лодыжке. Поднялся, отошел на пару шагов, явно собираясь присутствовать при моем переодевании. Думаете, это стеснило меня? Да ни капельки. Я встал, развязал бечевку на одежде, скрученной в рулон, расправил ее, обнаружив простецкие штаны свободного кроя, ремень, по всей видимости, брезентовый и рубашку. Вещи были, судя по всему, удобные, сшитые добротно, без махров по краям, с ровными швами. Цветом — нечто напоминающее фиолетовый. Ко всей этой одежде, к моему сожалению, не полагалось нижнего белья. Не мог я не заметить и отсутствие обуви с носками. Было бы логично предположить, что невыдача мне обуви обуславливается опасением, что я могу сбежать. Но вот каким образом на мой гипотетический побег повлияли бы трусы?

В общем, в предложенное я облачился очень быстро. Штаны, подпоясался, а рубашку навыпуск. Последнее не вызвало никаких нареканий у мужчины. Закончив, я посмотрел на него, а тот, удовлетворенный моим внешним видом, дал новые указания:

— Выходи. Поворачивай налево. Я буду идти сзади тебя. Руки положи за спиной, ладони сожми, чтобы я их видел. Когда будешь идти, слушай мои указания. Идешь вниз, в ванную комнату. Там моешься тщательно, дабы от тебя не воняло как от животного, и затем выходишь из дома. Господин Хайнрих подойдет через двадцать минут, и к этому времени ты уже должен быть готов. Тебе запрещено что-то спрашивать и запрещено не отвечать на вопросы. Неповиновение приказу будет расценено как побег с самыми печальными для твоего здоровья последствиями. Если тебе все ясно, скажи «да».

Вот интересно, что он меня все время спрашивает? Я что, похож на дебила или душевнобольного, что ли? Осекшись, я внезапно вспомнил, что меня как раз таки и считают психом.

— Да, мне все ясно! — Я поднялся с кровати.

Закончив гигиенические процедуры, а затем одевшись в выданное обмундирование, я следом за своим провожатым вышел на улицу. Тут мне пришлось основательно зажмуриться, поскольку в глаза сразу же нещадно ударило солнце. Я был вынужден пробормотать нечто вроде «стой», и пару минут усиленно моргать и морщиться, пока более-менее не привык к солнечному свету.

— Лучше? — Вопрос задал другой голос.

Я повернулся, посмотрел через щелки век на молодого, светловолосого парня моего роста. Видимо, именно о нем говорил мне конвоир как о человеке, которому запрещено перечить.

— Давно не был на солнце, — постарался я оправдаться, сделал пару шагов в сторону, чтобы не смотреть на раскаленный шар на небе и хоть немного поберечь глаза.

— Это понятно. Мы немного не рассчитали. Но сегодня просто прекрасная погода, и жаль проводить день в помещении. Ты, как никто другой, должен это понимать! — Последнюю фразу молодой человек сопроводил легким смешком. Ну что ж, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не я придумал, не мне менять. Помня о предупреждении Павла, я только улыбнулся вежливо, и для поддержания разговора добавил:

— Да уж!

— Действительно, тебе неудобно. Пойдем за мной! — решительно объявил собеседник свое мнение, и мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Считай что вслепую, прикрывая глаза козырьком ладони. При этом подумалось, что зря мне тот суровый мужчина пенял про побег и какие-то неадекватные действия. Я сейчас ходил-то с трудом, куда мне было еще и бегать?

Как оказалось, положившись на молодого человека, я ничуть не прогадал. Привел он меня в прелестную резную, вернее даже, ажурную какую-то беседку. Само это произведение искусства, в свою очередь, было скрыто меж высокими зарослями сирени и черемухи, что добавляло не только тень, но и насыщало воздух умопомрачительным запахом. Парень легко уселся на лавку беседки, одернув свои серо-зеленого цвета брюки, и с любопытством посмотрел на меня. Да и я, в свою очередь, не стал скрывать заинтересованности, отметив правильные, красивые черты лица, твердый, волевой подбородок, светло-серые глаза, неожиданно пушистые ресницы и высокий лоб моего собеседника. Некий сплав молодости и знаковых таких, говорящих признаков. Это я про подбородок и лоб. Подобное принято называть «породой». Когда хотят подчеркнуть благородство кровей, чистоту происхождения, специальный отбор поколений. По крайней мере, мне на ум приходило именно это определение.

— Ну вот. Так будет гораздо лучше! — обезоруживающе улыбнулся молодой человек и тут же предложил: — Проясним создавшееся положение?

— С удовольствием! — вернул я вежливую улыбку, но внутренне несколько подобрался. Давешний мужчина, так сурово меня наставлявший, остановился чуть поодаль от беседки, внимательно за мной наблюдая.

Интересная штука получается. Судя по такому жесткому контролю, во мне видят какую-то угрозу. Хотя сам я совершенно не в курсе, какую же опасность я могу представлять. О чем это может свидетельствовать? О необычностях и тайнах во мне или о том, что место, куда я попал, опасно в принципе?

— Этот фольварк[47]принадлежит моей семье. Ты хочешь остаться служить нам или отправишься на, как вы говорите, «вольные хлеба»? — Парень достал из нагрудного кармана небольшую расческу и аккуратно подровнял пробор волос, не переставая при этом испытующе смотреть на меня. Кстати, говорил он не совсем чисто. В смысле, что русский не был его родным языком, сразу чувствовался акцент.

— Очень интересный вопрос… — похолодел я внутренне, вспомнив, о чем меня предупреждали буквально полчаса назад. — Знаете, я ничего не соображаю в этом мире. Просто совершенно. Поэтому, если есть возможность, я бы хотел остаться пока здесь, получить работу, которая будет мне по силам, и слегка разобраться в том, что меня окружает!

Видимо, подобная моя откровенность понравилась собеседнику. Молодой человек кивнул, принимая мой ответ, откинулся на спинку скамейки, скрестив руки на груди и продолжая меня рассматривать с искренним любопытством.