— Матерь Божья! — меня аж передернуло.

Я уже знала про охранников, знала про электрический ток, который пускают по проволоке поверх забора. Но сторожевые псы… Это место действительно напоминало самый настоящий концлагерь.

С тех пор мы встречались с Анитой три раза, и я узнала еще больше об этом ужасающем месте. Историю жизни Лидии Анита не знала. Но я поняла, что Анита хочет бежать и пытается использовать меня как помощницу. Я согласилась ей помочь, если она достанет мне историю болезни Лидии. У Аниты был доступ к сейфу в кабинете по соседству с кабинетом главврача. В этом сейфе хранились наркотические препараты. Как старшая медсестра физиотерапевтического отделения, Анита имела к ним доступ. А истории болезней пациентов хранились в стеклянном шкафу, рядом с сейфом.

Анита опоздала на полчаса. Я задыхалась от невыносимой вони.

— Нам надо быть осторожнее, — она была бледна как смерть, — у меня такое чувство, что за мной следят.

— Тебе удалось? — не утерпела я.

— Шкаф открыть удалось, но… — Анита сделала паузу, — но среди всех пациенток нет никого по имени Лидия. Ее зовут иначе. Я не знаю, как именно, она засекречена. Я не нашла никакой подходящей истории болезни. Просто не понимаю, что это все значит».

«Вот уже месяц я в „Горячих Ключах“. Да, вчера исполнился ровно месяц — я считаю каждую минуту. Я боюсь смотреть на себя в зеркало. Мне кажется, что мое лицо меняется и становится похожим на каменную маску…

Вот уже ровно месяц, как я в „Горячих Ключах“. И ровно пять дней прошло со дня смерти Аниты. Все эти пять дней я безуспешно пыталась прийти в себя. Даже Лидия старалась меня успокоить. Но состояние самой Лидии становится все хуже и хуже. Ее преследуют беспамятство и провалы в памяти, после которых она не узнает даже меня. Она больше не откликается, когда я зову ее по имени. Я твердо уверена, что Лидия — это не ее имя, но своего настоящего имени она не помнит.

Иногда старушка пребывает в таком состоянии, что просто не понимает, где находится. Причем все это прогрессирует — Лидия перестает кушать, следить за собой, элементарно не помнит, как пользоваться вилкой. Наблюдать за таким распадом человеческой личности просто ужасно. Я уверена, что это из-за тех препаратов, которые ей дают. Ее колют тогда, когда меня нет рядом, в основном по ночам, и я ничего не могу с этим поделать.

Я отчаялась и не понимала, как ей помочь. Единственное, на что мне хватило сообразительности, это догадаться, как спрятать свои записи. Тетрадью и ручкой снабдила меня Лидия, когда ее состояние было чуть лучше, чем сейчас. А моя покойная подруга Анита (Царство ей Небесное! Господи, сохрани и упокой ее светлую душу!) подсказала, что обыск в вип-комнатах проводится не с такой тщательностью, как в палатах обычных пациентов и комнатах обслуживающего персонала. Поэтому я взяла одну из книг Лидии (у нее их много), аккуратно вырезала сердцевину и вставила туда свою тетрадку. Спустя время я отправлю эту книгу своей сестре — якобы в подарок от Лидии: вип-пациентам разрешают такие вещи.

Так я сохраню свои записи. Люди бывают очень странными. Здесь до смерти боятся телефонов, планшетов, смартфонов, ноутбуков, интернета и всех современных электронных фишек, которыми напичкан мир. Поэтому тут стоят глушилки для интернета и мобильной связи и принимаются просто драконовские меры для изоляции. Но никому даже в голову не приходит, что записи о том, что здесь происходит, можно вести на обычной бумаге обыкновенной ручкой! Это прошлый век, но для меня это единственный способ сохранить хоть какую-то информацию и переправить ее в большой мир.

А комнату Лидии действительно не обыскивают (я по-прежнему называю эту несчастную женщину Лидией и не знаю, как ее зовут на самом деле). Я имела возможность убедиться в этом, оставляя тайные знаки в разных местах — например, волосы, ниточки. Думаю, вещи Лидии как следует обыскали, когда она приехала сюда, а с тех пор у нее не появилось ничего нового — вот и не обыскивают. И то, что они ищут, находится явно не среди ее вещей — иначе ее не подвергали бы воздействию этих ужасающих препаратов, полностью разрушающих личность. Я не знаю, что им нужно. Когда Лидия впадает в забытье (а в последнее время это происходит все чаще и чаще), я сама делаю нечто вроде обыска — шарю в ее вещах. Я делаю это с единственной целью — узнать о ней как можно больше. К сожалению, среди вещей Лидии нет ничего личного, ничего такого, что рассказало бы, кем она была до того, как попала сюда — и тем более, кто оплачивает ее пребывание здесь в условиях более комфортных, чем у всех остальных пациентов…

Теперь я должна вкратце рассказать о смерти Аниты. Не хочется об этом вспоминать, но я собиралась записывать все, как есть. Я хорошо запомнила хмурое дождливое утро, пять дней назад, когда узнала о ее смерти.

В то утро Лидия чувствовала себя хуже, чем обычно. Я должна была отвезти ее на физиопроцедуры, но старушка раскапризничалась, смахнула с тарелки завтрак, перевернула прикроватный столик — время от времени она проделывала такие вещи. Как и все старики, постепенно выживающие из ума, Лидия бывала очень вредной.

Однажды она испачкала стенку над кроватью своими испражнениями, причем сделала это специально, собрав какашки в тарелку из-под супа, припрятанную после обеда. Боже, как противно было все это убирать! Но уборка после ее чудачеств тоже входила в мои обязанности, ведь я должна была за ней присматривать: что-то вроде персональной сиделки.

Как я поняла уже через несколько дней после приезда в „Горячие Ключи“, я числилась массажисткой только официально. На самом деле я стала личной сиделкой Лидии, причем на меня переложили полную ответственность за пациентку. И отказаться не могла — хотя бы из-за Лидии, которая привязалась ко мне, пока еще была способна соображать. А я искренне жалела ее…

Итак, в то утро я закончила уборку в комнате Лидии и пересадила старушку в кресло. Пока я закрепляла ремни, резко распахнулась дверь. На пороге стояла старшая медсестра. Лицо ее было более каменным, чем обычно.

— Сеанс физиотерапии сегодня отменяется, — заявила она, — замените его общим массажем.

— Но почему?

Я действительно расстроилась, потому что надеялась немного поболтать с Анитой — конечно, мы не разговаривали так откровенно в физиотерапевтическом зале, но мне все же было очень приятно просто лишний раз поговорить с доброй знакомой.

— Произошел несчастный случай. Я думаю, что узнать об этом будет полезно именно вам…

Я вдруг обратила внимание на то, что старшая медсестра пристальнее, чем обычно, сверлит меня глазами, а лицо ее сделалось еще более мрачным, чем обычно.

— Что же произошло? — я даже не подозревала ни о чем плохом.

— Старшую медсестру Аниту убило током высокого напряжения, — сказала она. — Анита неправильно подключила прибор и взялась рукой за оголенный провод. В результате ее небрежности ток резко усилился. К сожалению, ее не смогли спасти.