– Привет, – услышал он ее родной голос.

И сердце, вспомнив, что надо жить, застучало как сумасшедшее, его аж в пот бросило.

– Привет, – осторожно ответил Костромин.

– Я тебя не отвлекаю?

– Нет, нет! – торопливо уверил он.

Господи, как же он по ней соскучился! Как же ужасно, бесконечно он по ней соскучился!

– Юр, – сказала Варвара спокойным тоном. – Я тут собрала твои любимые летние вещи, жара ведь несусветная на нас напала. Когда ты сможешь их забрать?

– Я? – растерялся он и тут же решил: – Сейчас могу.

– Прямо сейчас? – удивилась она.

– Ну… – посмотрел он на часы. – Я за городом, возвращаюсь с объекта, думаю, за час доберусь, пробок вроде не должно быть.

– Хорошо, приезжай, – согласилась Варвара и, не попрощавшись, отключилась.

Он сидел и тупо смотрел на погасший уже и темный экран смартфона, который так и держал в руке, и чувствовал, как теплеет в груди возле сердца.

Что же он натворил? Как он без нее живет? Это же невозможно…

Возможно – тут же напомнил ему смартфон, завибрировав вызовом от девушки по имени Маргарита, звонившей с целью поинтересоваться, идут ли они завтра на концерт.

На концерт они идут. Завтра. Подтвердил Костромин и напомнил, что сегодня работает и к ней не придет.

Поставил телефон обратно в держатель, вздохнул тяжко и поехал к жене.

Варвара так нервничала, ожидая мужа, что не знала, куда себя деть, и от волнения вдруг решила приготовить его любимое летнее блюдо – окрошку по ее специальному и засекреченному рецепту. Юра это блюдо обожал, мог целый день есть в жару, особенно когда они бывали на юге, тогда… Стоп! – жестко остановила себя Варвара, нельзя сейчас предаваться воспоминаниям, а то она разнюнится, расплачется – нельзя!

В принципе она и собиралась готовить окрошку для себя, поэтому и нужные ингредиенты имелись, только поленилась, решила что-нибудь просто так перекусить. А тут расстаралась и вышла не окрошка, а сплошная роскошь.

Этот рецепт Варя нашла в книге старинных русских блюд, которую ей показал один художник. Книга была абсолютно раритетная, художник даже открывал ее с такой осторожностью и пиететом, что Варвара, помнится, пожалела, что у нее нет белых хлопковых перчаток, как у архивистов. Он раскрыл том торжественно и медленно и перелистывал страницы, что-то объясняя.

А Варюха вдруг заинтересовалась одним интересным рецептом – холодного крошеного рыбного супа, так он назывался. Она прочитала, а потом и записала, впрочем, как и многие другие рецепты из той книги. Целый день у того художника просидела, конспектируя.

Вот так и появилось у них в семье это уникальное блюдо, которое Варя усовершенствовала кое-какими своими добавками и придумками – рыбная окрошка, заливавшаяся холодной свежей сывороткой и настаивающаяся нужное время.

Варвара поймала себя на том, что от ужасного волнения и нетерпения почему-то вдруг взялась подробно вспоминать про ту книгу, про рецепт, отвлекалась, что ли.

И вот звонок в дверь!

Она побежала и вдруг остановилась перед дверью, положила руку на зачастившее дробью сердце и стояла, отчего-то не решаясь открыть. Звонок зазвенел еще раз громко и так неожиданно для нее, что Варюха дернулась, ойкнула и ринулась открывать.

Увидела Юру… и задохнулась от счастья просто его видеть.

И смотрела на него во все глаза. Господи!! Как же она по нему соскучилась!! Как соскучилась!!

А он застыл и смотрел, смотрел на нее жадным взглядом и не мог двинуться и ничего произнести – так и стояли, разделенные порогом, и глядели друг на друга, пока на нижнем этаже с шумом не открылись двери лифта.

– Привет, – выдохнул Костромин, словно очнувшись от наваждения.

– Привет, – ответила выдохом Варвара и отступила от двери, пропуская его, – проходи.

Юрий зашел, посмотрел по сторонам, вдохнул запах родного дома, прислушался к нему, ощущение было странным, словно он отсутствовал здесь не месяц с лишним, а целую потерянную где-то жизнь. Наверное, так оно и есть.

– Я приготовила твою окрошку, – сказала Варвара излишне бодрым тоном, закрывая за ним дверь. – Будешь?

– Нет, спасибо, – отказался Костромин, преодолевая себя.

Как только Варя сказала про окрошку, он тут же почувствовал божественный вкус во рту, и ему нестерпимо захотелось отведать ее немедленно.

Но сейчас…

Как? Вот он станет есть, постанывая от удовольствия, а она будет сидеть напротив? Улыбаться, как обычно бывало у них прежде, и во всем этом будет что-то непередаваемо прекрасное из их прошлой жизни и какая-то надежда на будущее.

А он уйдет! Вот доест эту окрошку, возьмет вещи и уйдет! Туда, к той женщине! Пусть не сегодня, завтра – но к той женщине!

А Варька снова останется тут одна.

И, будь она неладна, с целой кастрюлей окрошки, которую, Юрий точно знал, приготовила специально для него.

Для него, твою мать!!

Костромину резко стало так плохо, что перехватило легкие спазмом и дышать оказалось невозможно, и говорить, и смотреть на нее.

– Мне надо руки помыть, – придушенно просипел он и кинулся в ванную, сбегая от этих ее всепонимающих весенних глазищ, смотревших на него с тревогой.

Он подставил лицо под струю холодной воды и продышался как-то через ненависть к себе. Было тошно от себя самого, но он справился, затолкал это отвращение подальше, вдохнул-выдохнул, выключил воду, вытер полотенцем лицо и вышел из ванной комнаты.

Но самообладания Костромину хватило ненадолго, стоило увидеть, как жена сидит на краю дивана, напряженная, натянутая, как струнка, сцепив руки в замок на коленях, и смотрит на него перепуганными глазами, ему тут же захотелось завыть от бессилия. Юрий сел на диван, но подальше от Вари, и тоже сцепил замком пальцы, сжал их с силой.

– Юра, что с тобой? – осторожно спросила его Варюха.

– Со мной, Варь, все то же самое, – глухо ответил Костромин.

И замолчал. И внезапно его прорвало, совершенно неожиданно, бесконтрольно, словно затопило страшной темной волной.

– Я сам себе отвратителен, Варь! – Он повернул голову и посмотрел на нее. – Я люблю тебя, мне без тебя плохо совсем, тошно, я ужасно по тебе скучаю, но я сплю с другой женщиной, потому что не могу преодолеть дикой сексуальной тяги к ней! Как тебе такая правда? Как тебе такой муж? – горько усмехнулся он и продолжил свое признание: – Она неприятна мне как личность, как женщина, как человек, я даже разговаривать с ней не могу, но я сплю с ней, и ради этого удовлетворяю ее капризы и позволяю ей собой манипулировать. – Он расцепил ладони и потер глаза. – Я мечтаю избавиться от нее и одновременно ужасаюсь при одной мысли потерять этот секс! Ты не представляешь, каким дерьмом и ничтожеством я себя ощущаю!