Виктор стоял, упершись лбом в стекло окна своего кабинета на Княжеской, и с отвращением смотрел на туманную, слякотную утреннюю замуть, накрывшую дворик особняка. Сейчас его совсем не радовало умение природного «жаворонка» быстро переходить от сна к бодрствованию, прекрасное утреннее самочувствие и просящаяся наружу энергия. Как ее применить, пропади она пропадом?! Сейчас он даже завидовал людям, которые способны чуть ли не до полудня лежать в своих кроватях, оттягивая неизбежное наступление нового дня с его заботами и треволнениями. Сам бы полежал, не думая ни о чем. Напиться – вот тоже хорошо. Прямо сейчас, с утра. Но нельзя! По трезвому-то не слишком видно, как действовать дальше.

Настроение у Баранова опустилось ниже самого низкого уровня. Плохо было все. На душу давило мокрой холодной тяжестью, которую в сознании трудно было даже разделить на составные части; трудно уже потому, что одно отдельное «плохо» тут же цепляло за собой и начинало разматывать бесконечную цепь неудач, ошибок, упущений. Как разорвать эту проклятую цепь, как отвязаться от дотошного мента, похоже, докопавшегося до самого сокровенного? И навряд ли он остановится. Среда уже завтра, и стоит этому Гурову просто заявиться в дирекцию «Дизеля» и поделиться своими соображениями… Больше всего бесило Виктора то, что он не мог до конца понять, что же успел уже выкопать этот лощеный полковник с внешностью английского лорда.

Наваливалась страшная тоска – как будто мутный, холодный, прокисший куриный бульон обволакивал мозги, душу… Все его существо. Он вспомнил вчерашний вечерний скандал с Ириной, ее перепуганную зареванную физиономию. В первый раз за шестнадцать прожитых вместе лет он ударил ее, ударил зло, сознательно желая причинить боль. Неоткуда было Гурову узнать о звонке в ту окаянную субботу, кроме как от нее. Эта безмозглая клуша даже не слишком отпиралась. Попутно выяснилось, что она и приход Дорошенко засветила. А это совсем погано: рано или поздно Гуров выйдет на того, и тогда совсем земля под ногами загорится! Побежала, нашла заступника, тварюга неумная! Нет, разводиться, и поскорее, если на воле останется. «То-то Кьюша будет рада», – невесело усмехнулся Виктор.

Он звонил на сотовик Виктории четверть часа назад, уже отсюда, из кабинета. Захотелось в этой дерьмовой ситуации дерьмовым этим утром услышать голос человека, который, как он все больше убеждался, был ему единственно близок. Но, странное дело, никто трубку не снял. Обычно она не отключала ее на ночь. Однако Аллах с ними, с бабами.

…Откуда было Виктору Владимировичу знать, что пикающий мобильник его любовницы плотно зажат в лапе гориллообразного типа, а сама Виктория столь же плотно зажата на заднем сиденье бежевой «девятки», принадлежащей Ахмеду, между этим типом и точно такой же мерзкой тварью. «Как в одной форме отливали, – думала она, испуганная, предельно разозленная, но отнюдь не сломленная. – Не люди, а звероящеры какие-то, наподобие иностранцевии с картинки в школьном учебнике биологии».

– Куда вы меня везете? Что вам нужно? – Виктория старалась, чтобы голос звучал твердо, без постыдной дрожи.

Звероящеры не ответили ни словом. Может, они и говорить-то не умеют?

– Если это похищение, то вы нарветесь на крупные неприятности. Стоит Виктору Владимировичу Баранову узнать об этом…

– Слышь, Леха, – заржал тот, который справа, – на кого надеется? Амбец твоему хахалю, цыпа! А будешь дурой – и тебе тоже. С ним заодно.

Умели, значит, говорить…

…Виктор вернулся к своему столу, вызвал Анну Антоновну, попросил кофе. Закурил, хотя по утрам старался дымить пореже, и тут же с яростью ткнул сигарету в пепельницу. Тяжелые мысли не отпускали.

Хорошо, Епифанова он отдал им грамотно. Пусть повозятся. Генка получил штормовое предупреждение еще до визита этой троицы и должен пуститься в бега или залечь на дно, а деньги у него есть. Даже если поймают, пока докажут… Много воды утечет, так или иначе, все прояснится и уляжется. Самый доходный и налаженный его бизнес ментяра расколол классно, как будто третьим, вместе с Виктором и Иудушкой, все планировал. Жаль, но переживем. Без Прасолова этой деятельности по-любому конец. А с доказательствами у мента не густо, грамотный адвокат раздолбает все его домыслы. Вовремя Зяблика положили: вот уж никогда бы не подумал, что эта мразь, его бригадира устукавшая, невольную услугу окажет.

Баранов опять усмехнулся, но так, что его лицо стало похоже на морду монстра из паршивенького ужастика. Честаховский – вот слабое место на этом направлении. Если его прижмут на совесть, он продаст. Недаром Иудушкой кличут. Впрямую ничего ему, Баранову, не грозит, однако на идее прорваться в Госдуму придется ставить жирный крест. Он согласен, черт бы с ней, с политикой! Только бы не лезли в дела с Марджиани, с «Дизелем», с «Герш-Вестфаленхютте». Только бы не копнули поглубже Дорошенко с его жутью.

«Нечего себя обманывать», – оборвал он свои вялые надежды, тоскливо осознав, что копнут.

Яростная, злобная энергия распирала его изнутри, не находя выхода. Ему хотелось бить, крушить, ломать ребра и челюсти, стрелять, наконец!

Четверо авторитетов, составившие хитрый план ликвидации Баранова, не могли бы выбрать для своей провокации лучшего момента. Что ж! Жизнь значительно богаче на подобные совпадения, чем обычно думают.

Вчерашний поздний визит затурханного, перепуганного мужичка с бегающими глазками, который представился человеком, близко связанным со Шкаликом, насмешил и разозлил Виктора. Он еще не отошел от бешеной злобы, вызванной ссорой с Ириной, поэтому не стал вызывать Вовика или еще кого из охраны и начистил мужичкову морду собственноручно. В бредятину с возможным «крутым наездом» на его кожзаводик – а за эту информацию пародия на человека даже возмечтала получить какие-то деньги – он не поверил ни на секунду. Стал числить по той же мелкой лавочке, что гроб на Княжеской и идиотскую фразочку в Сашкиной стрелялке, так напугавшую дуру-клушку. «Пародия», вместо денег получившая нечто совсем другое, размазывая по разбитой роже кровавые сопли и невнятно бормоча какие-то угрозы, растаяла в ночи. И вот…

И вот этот бред сивой кобылы в туманный день подтверждался! Слушая доносящиеся из телефонной трубки отрывистые, сбивчивые фразы директора своего заводика, Виктор испытывал острое, хищное чувство радости. Ну как по заказу! Он со злобным ликованием, четко, как отдавая команды с капитанского мостика своего пиратского брига, проговорил в трубку:

– Подожгли склад сырья, говорите? Морды набили работягам и охране? Станок венгерский раскурочили? Очень хорошо! Нет, вы меня правильно расслышали. Постарайтесь задержать этих мерзавцев хоть на пятнадцать-двадцать минут. Я подъеду из города с личной охраной офиса холдинга. Милицию пока не вызывайте. Их там не больше десятка? Справимся. Да, я буду на трех машинах. Задержите их. Как угодно, но задержите, и побольше свидетелей беспредела! Никто вас не убьет, Джон вы наш неуловимый! А премии за побитые рожи получат все наши. Вы в том числе!

Меньше чем через пять минут по дороге мчался жемчужно-серый полуспортивный «Понтиак» с Вовиком за рулем и Виктором на переднем сиденье. Заднее занимали словно бы братья-близнецы ахмедовских звероящеров. За головной машиной к выезду из города устремились вишневая «девятка» и микроавтобус «пазик». В них тоже сидели отнюдь не благородные девицы.